По данным ученых астрономов в 2029 году астероид Апофис массой в пятьдесят миллионов тонн и диметром в триста двадцать метров должен был пролететь рядом с Землей в каких-то ста тысячах километрах.
Но что-то ученые не учли, где-то ошиблись, а может на сам астероид повлияли какие-то силы вплоть до того что его курс могла сбить солнечная вспышка с мощным выбросом вещества или, что более вероятнее, он столкнулся с другим небесным телом коих в космосе превеликое множество, но как бы там ни было, вместо того чтобы пролететь мимо, астероид ударил в цель. Сначала его захватила гравитация Луны, в результате чего он разрушился на несколько кусков и уже эти обломки точно шрапнель ударили в Землю.
Разрушения и жертвы непосредственно от удара оказались минимальны. Смертельная опасность таилась в ином…
Ученые долго спорили, гадали, есть ли жизнь в космосе, вне пределов Земли. Оказалось что есть и Апофис ее принес.
Недолго ученые радовались сенсационной находке. Внеземная жизнь эта оказалась такой, что лучше бы ее не было совсем. Чужеродные организмы проведшие многие сотни миллионов лет в спячке, в благоприятных условиях Земли проснулись, и стали быстро размножаться.
Чужеродные бактерии убивали все живое. А что не убивали – изменяли до неузнаваемости. Они поражали клетки, встраиваясь и изменяя ДНК растений и животных.
По планете прокатились опустошительные волны эпидемий выкашивающих население. Пустели города. Остановились заводы и фабрики, на них просто некому стало работать.
С Заразой боролись всеми доступными средствами. Дошло даже до применения оружия массового поражения по очагам заражения: химического, биологического… ядерного.
Но тщетно. Столь радикальные меры лишь притормозили распространение агрессивной инопланетной формы жизни, уничтожили совсем уж буйные очаги, но не остановили совсем. Зараза проникла слишком глубоко, более того как выяснилось впоследствии химия, биология и радиация только подстегнула мутационный процесс и стало только еще хуже.
В итоге мир оказался в руинах, население – на грани вымирания. И лишь вопрос времени, как долго сможет продержаться исконная форма жизни в ее первозданном виде.
– Вставай соня…
Теплый голос матери и легкое теребление за плечо разбудили Адама.
– Вставай, а то проспишь завтрак.
– Сколько уже?
– Половина восьмого.
Адам нехотя откинул старое в заплатах клетчатое черно-зеленое одеяло и свесив ноги сел на кровати, посмотрел на часы – старый заводной будильник, с вышедшим из строя звонком.
– Действительно, заспался… Так и на работу опоздать можно.
– Вот и я про что.
Начался новый серый день, ничем не отличающийся от тысяч тех, что канули в лету и многих тысяч тех, что придут им на смену. На какое-то мгновение ему остро захотелось, чтобы произошло хоть что-то, что изменило бы жизнь сделало бы ее ярче, насыщенные, что ли.
«Но может это и к лучшему, что ничего не меняется, – думала рациональная половина сознания Адама. – Бойся желаний своих, ибо они имеют склонность исполняться, но не совсем так, как ты этого хочешь. Разнообразие обстановки как правило не ведет ни к чему хорошему и как бы плохо ни было, может стать только еще хуже, хотя порой и кажется что хуже уже быть не может. Да жизнь может стать ярче, насыщеннее, так что дальше некуда, вот только потом как бы не пришлось жалеть и желать, чтобы вернулись серые будни… так что к черту. Это все юношеский максимализм, и его надо давить иначе быть беде».
Как бы там ни было, но существование, именно существование, однообразное, унылое, серое, в замкнутом пространстве небольшой деревушки на три десятка домов обнесенной высоким частоколом, из-за которого лишний раз не высунешься ибо выходить можно только с большим хорошо экипированным отрядом, убивало душу, и она как любая другая душа молодого восемнадцатилетнего человека, проходя этап максимализма, требовала перемен, как бы он ни старался задавить в себе эти желания. Но нет-нет, а то и дело просыпалось потребность хоть каких-то изменений, чтобы разорвать это сводящий с ума замкнутый круг уныния, четкого осознания собственного бессилия, понимания отсутствия будущего как личного его Адама Соколова, так и для человеческого вида в целом. Понимание того что вымирание людей как расы неизбежно, тоже накладывало свой отпечаток на индивидуальное человеческое сознание.
