Я смотрела в это, некогда привлекательное для меня лицо, и не могла понять, зачем? Зачем я согласилась? Чего я ожидала?
– Ты дура! Глупая дура! Неужели ты считаешь, что сможешь что-то доказать? Никто не поверит! Я! Слышишь?! Это я отправлял рукописи и встречался с издателем. Я зарегистрировал имя – Лада Гордая, как товарный знак. Я заключал все договора. Всем известно, кто пишет под этим псевдонимом! Все права принадлежат мне! Тебе никто не поверит! Все знают, что ты больная на всю голову! Все знают…
– Все, кто нужно, уже знают, – перебила я этот безудержный поток. – Что я прошла освидетельствование, и абсолютно здорова. Как физически, так и психически. Все, кто нужно, уже знают, что я отозвала свою доверенность на твоё имя. Все, кто нужно, уже знают, кто десять лет назад начал издаваться под псевдонимом – Лада Гордая. Все, кто нужно, уже получили задокументированное соглашение между мной и электронной площадкой. Все, кто нужно, уже знают, что все романы были написаны мной. Договор на регистрацию товарного знака, который ты заключил от своего имени, признан недействителен, и я зарегистрировала этот товарный знак на своё имя. Что касается всего остального… тебе предстоит, как там говориться? Дорожка дальняя в казённый дом…
– Сука! – дикая злоба и ненависть исказили мужское лицо. – Какая же ты сука! Как же я тебя ненавижу!
Я прикрыла глаза, не желая смотреть на эту безобразную маску, бывшую когда-то лицом моего мужа.
– … Я упеку тебя в психушку! И ты там сдохнешь! – как сумасшедший орал он. – Слышишь! Сдохнешь! А я, как «убитый горем» вдовец, получу наследство и все права…
– Мы в разводе… – сказала, не открывая глаз.
В какой-то момент мне так захотелось забыть всё это. Забыть последние десять лет моей жизни. Забыть всю ту боль и потери. Забыть это чудовищное предательство. Забыть, что повела себя, как полная кретинка. Голос Генки стал каким-то глухим, крики и скандалы его уже опостылели. Хотелось бросить всё и уехать. Туда, где тепло. Туда, где море. Точно. На море хочу. На миг мне даже крик чаек почудился… резкий толчок в грудь… ощущение полёта, и злобный крик Генки:
– Сдохни! Дрянь!
Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами… Врут. Нагло врут. У меня проносились исключительно пролёты винтовой лестницы Останкинской башни. Кто-то в свои последние мгновения молится, кто-то вспоминает прегрешения, а я ругалась. Громко и матом. На секунду подумала, что так и влечу в ад, матерясь как сапожник, а уж если посчастливится, то и в рай тоже на «матюгах» влечу. Пока летела, подумалось, что бетонные полы не так уж и далеко были, а лечу я уже порядочно, да и голоса Генки не слышно. Похоже всё же попаду в ад, уж больно долго лечу. Ну влететь в преисподнюю, матерясь, не страшно. Наверное. Боже! Всё у меня через одно место… умру вот-вот, а думаю о всякой фигне. Твою ж мать!
Полёт прервался внезапно и очень странно. Казалось, что меня сжала в тисках гигантская анаконда.
– Твою мать! … в … – ещё сочнее выругалась я, и начала вырываться что есть сил. Но потом встретилась с удивлёнными и красивыми мужскими карими глазами. Осознав, что никакой анаконды нет, и меня держит на руках незнакомый громила, попыталась выскользнуть из спасительных объятий. Когда же не получилось, приказала ошарашенному мужику: – Отпустите меня! Немедленно! Не смотря на моё явное сопротивление, громила лишь крепче прижал к меня к себе.
– Я сказала, поставь меня на место! Ты что глухой? Алё! Мужик! – продолжала вырываться с удвоенной силой. – Я сейчас закричу! Слышишь?!
– Не надо кричать и вырываться не стоит. Иначе мы упадём, – заворожено, глядя на меня ответил Громила.
