ГЛАВА 1: Вот это я попала!
Еще пять минут. Всего пять минуточек блаженного существования в душной, пропитанной запахом химикатов лаборатории, и я смогу сбежать. Вырваться на волю, вдохнуть свежий (ну, относительно свежий, для мегаполиса) воздух и пойти в любимое кафе. Сесть за столик у окна, заказать самый большой стакан отвратительного, но такого родного растворимого кофе (не спрашивайте, почему именно растворимый, просто привычка!), посмотреть на суетящихся людей, почувствовать себя… обычным человеком. Просто Аня. Ну, или Анна Сергеевна, как меня по отчеству называли самые занудные преподаватели. В моем отделе в НИИ "Спецхимсинтез" (название пафосное, а зарплата так себе) я была известна как "странненькая, но с мозгами". Или просто "странненькая". Занималась я… ну, скажем так, очень специфической областью на стыке химии полимеров и материаловедения. Синтез каких-то очень-очень специфических полимерных матриц для… чего-то там. Честно говоря, назначение конечного продукта было покрыто туманом секретности, и я, как человек сугубо практический, предпочитала не лезть в эти дебри. Главное – процесс. Реактивы, пробирки, колбы, автоклавы, хроматографы, расчеты. Чистая, прекрасная, поддающаяся логике и уравнениям химия.
Сегодня с утра все шло наперекосяк, словно сама Вселенная решила подшутить над моим стремлением к порядку. Спектрометр фонил так, будто принимал сигналы из космоса. Раствор, который должен был спокойно и чинно выпадать в осадок, вел себя как капризный ребенок – то бурлил, то замирал, отказываясь стабилизироваться. А коллега Слава, мой вечный источник вненаучной информации, в тридцатый раз за неделю рассказывал про проблемы на своей даче. Слава, ты прекрасный человек, с золотыми руками и добрым сердцем, но твои бесконечные истории про борьбу с колорадскими жуками и нашествие тли волнуют меня примерно так же, как прошлогодняя плесень на лабораторном столе. То есть никак. Мне бы с моим полимером разобраться!
Я склонилась над колбой, пытаясь понять, почему мой драгоценный раствор ведет себя как обиженный подросток в пубертате. По логике, он должен был уже давно успокоиться и дать мне нужный осадок. Вместо этого он шипел и плевался. Слава, тем временем, перешел к рассказу про то, как он удобрял грядки чем-то самодельным и что из этого вышло (боюсь даже спрашивать, что именно вышло). Я вздрогнула, когда из раствора пошел не просто пар, а… пар странного цвета. Такой нежно-сиреневый, с золотыми искорками. Так, стоп. Этого нет в протоколе. И в учебниках химии такого тоже нет.
Состав был… странным. Не по формуле. Совсем не по формуле. Я потянулась за спектрометром – все-таки надо зафиксировать это явление, вдруг это Нобелевка? – чувствуя легкое головокружение. Или это от паров? Или от Славиных историй про дачу, которые медленно, но верно разъедали мой мозг?
Мир внезапно качнулся. Не просто качнулся, его натурально повело в сторону. Цвета вокруг стали ярче, словно кто-то выкрутил контрастность на максимум. Звуки – резче, громче, словно кто-то включил все динамики сразу. Слава вдруг замолчал на полуслове о какой-то чудо-подкормке. Я подняла голову. Колба в руке светилась. Неоновым, незнакомым цветом. Таким, которого нет не то что в таблице Менделеева – его нет ни в одной палитре, которую я когда-либо видела. Это был цвет… чистой, невообразимой энергии?
"Э-э-э… Анна Сергеевна?" – Голос Славы донесся до меня как из пустой бочки, искаженный и отдаленный.
Свечение из колбы усилилось. Оно стало заполнять всю лабораторию, вытесняя обычный дневной свет, запахи, звуки. Я почувствовала, как меня отрывает от пола. Гравитация? Кажется, мы с ней только что попрощались. Паника? О да, вот она, родимая, обняла меня и пытается утащить в бездну. "Слава, это не по протоколу! Выключи… что бы это ни было! Только не трогай руками!"
