Странный сон… Анна как будто все еще
чувствовала касание бестелесных щупалец — они тянулись к ней
издалека, — и змеиный, переходящий в свист зов на незнакомом
языке…
Темное существо…
Один и тот же сон снился не первую
ночь, заставляя просыпаться в холодном поту.
Сон быстро выветрился, остался лишь
легкий осадок.
Наконец-то, каникулы!
Вот на кой черт ей сдался биофак? Это
мать решила, что сможет помочь достичь вершин Олимпа на поприще
биологических наук. Нет, кое в чем она, конечно, разбиралась, но
интуитивно, понятно лишь ей одной: «Нет физики, нет химии, а есть
объект, который следует рассматривать через призму законов,
определяющих Бытие; чудовищная ошибка принимать
корпускулярно-волновые свойства частицы и отрицать проникающие
свойства волн: радиус ядра атома и его оболочки остается неизменным
при любом количестве нуклонов и электронов, меняется лишь плотность
внутреннего пространства частицы и ее масса — отсюда следует
постоянство числа Авогадро…» Мать вообще считала, что: «понять
физику можно лишь через химию, биохимическими процессами управляет
некая сила, у которой для этого есть знания и опыт, а человечество
находится на слишком низкой ступени развития, чтобы это
понять!»
Завиральная идея-фикс!
… Но как-то так получалось, что ее
фантастические гипотезы о подпространственной вселенной оказывались
иногда более состоятельными, чем официально признанные наукой.
Взять, например, генетику: ну кто сказал, что именно ДНК гороха
делает его горохом? Да, стоит поменять один ген на другой, и белый
цветок стал красным, гладкая зеленая горошина — желтой и
морщинистой, но суть-то одна, горох, не редиска, не майская роза, а
если замещать гены, получалось сплошное ГМО, от которого крысы и те
вырождались.
Вот и лезла бы сама!
Надо было стоять на своем.
О чем это она… а, вспомнила, биофак,
— не ее это, не ее!
Анна мысленно хихикнула, вспомнив
преподавателя по микробиологии. Сухонький щупленький старичок с
жиденькой бороденкой и хитрыми маленькими глазками. Это сейчас
смешно, а когда он тащил ее к декану (и откуда столько силы взял, с
виду божий одуванчик, едва до плеча доставал?!), на глазах у
старшекурсников, она готова была сквозь землю от стыда
провалиться.
А все началось с того, что ей
понравился парень с третьего курса физико-математического
факультета. Все девчонки курса с ума по нему сходили. И вдруг,
может, конечно, показалось, с утра на входе, когда толпа рвалась
занять очередь в раздевалку, он случайно оказался позади нее, потом
помог снять пальто, а в столовой вдруг оказался за одним столом.
Заметив, что она забыла взять столовые приборы, прихватил для нее
ложку и вилку, завернутые в салфетку. Витая в облаках на
микробиологии, она не слышала, что объясняет Абрам Нильевич, и в
микроскоп не смотрела, а он вдруг возьми, да и загляни…
А там…
Инфузории-туфельки в чашке Петри,
вдруг ни с того ни с сего приклеились одна к другой, образовав
какую-то новую форму жизни, и дружно вышагивают на жгутиковых
отростках от стеночки до стеночки, пытаясь выбраться наружу.
Абрам Наильевич забыл о студентах,
прильнув к микроскопу. Потом поставил ее перед собой, допытывая,
что такое необычное она сделала. Он как будто с ума сошел:
требовал, негодовал, умолял, на колени встал, пролив слезу, в конце
концов потащил ее к декану, чтобы она открыла ему секрет под
страхом отчисления. В мечтах он, наверное, уже получал нобелевскую
премию из рук самой королевы и поздравления от мировых светил: вот
она, эволюция, один вид перешагнул в другой, осталось узнать, каким
реактивом капнуть!
Но сказать что-то вразумительное не
получилось, сама была в шоке.
Внезапно Анна припомнила еще один
странный случай, выходящий за рамки стандартного неприятного
случая.
