Тверская губерния, Новоторжский уезд, конец XIX
века
— Батюшка Дмитрий Алексеевич, как же так? Неужели уезжаете
совсем? — в небольших тёмных глазах слуги (теперь уже бывшего)
Демьяна отчаяние, да и голос выдаёт его растерянность, боль.
Шутка ли? Ведь он с детства служил в семье Алымовых, а сейчас
ему шестой десяток. Даже после того, как перестал быть крепостным,
сразу нанялся на службу в поместье Завидово.
Тогда ещё дед нынешнего молодого барина Григорий Гаврилович в
силе был. Жаль, удар у него случился, а сын (отец нынешнего
молодого барина) Алексей Григорьевич всё по миру пустил...
Матушки-то у Дмитрия Алексеевича рано не стало, а Алексей
Григорьевич всё кутил да играл, пока Господь не прибрал его.
Сынок, нынешний барин, в мать удался, та всё за книгами сидела и
мальчика приохотила. Учёным станет, должно быть, очень уж умный, в
университете учился естественным наукам. Сло́ва дурного никогда не
услышишь от него, не то что уж чего грубее. Ни окриков, ни
тычков... Явно не по батюшке пошёл, да и не в деда.
— Демьян, вот, держи. Тут письмо от меня новым хозяевам, они
приедут в Завидово завтра утром. Сразу иди к ним на поклон и отдай
это письмо. Всё равно им опытные слуги нужны будут, всех они с
собой не привезут. А ты и Завидово, и работу лучше всех знаешь. Я
бы сам с ними поговорил, но не могу видеть...
Дмитрий замолчал и сжал зубы, потом несколько раз вдохнул и
выдохнул. Кажется, слёзы ушли.
— ...не могу видеть, как чужие люди в нашем поместье
хозяйничают. Я им о тебе говорил; рассказывал, что ты с письмом
подойдёшь. А ещё, Демьян...
Дмитрий достал из кармана сюртука небольшой бархатный мешочек и
вложил в сухую тёмную руку бывшего слуги.
— Это тебе. Тут батюшкин перстень и несколько золотых монет.
— Что вы, батюшка Дмитрий Алексеевич! — замахал руками Демьян. —
Вы со мной рассчитались, а это вам нужнее! Тем более, память об
Алексее Григорьевиче!
— У меня есть перстень, куда мне ещё один? Я не любитель этого
дела, украшений всяких. Если обидеть меня не хочешь, прими,
Демьян!
Огромные тёмные глаза Дмитрия спокойно смотрели на смешавшегося
слугу. Из глаз Демьяна брызнули слёзы, и он принялся целовать руку
бывшего хозяина. Потом спрятал мешочек в карман и заглянул в глаза
Дмитрия.
— Может, всё-таки до Твери сам вас довезу? Мне спокойнее
будет.
— Спасибо, Демьян. Скоро экипаж придёт. Да и не маленький я уже,
мне двадцать четыре года, и в Москву я еду не впервые.
— Что там делать станете, барин?
— Учителем служить пойду. Естественные науки сейчас многих
интересуют.
— Как же так? Вы барин, и на других работать?
— Я уже не барин, Демьян. Поместье со всем имуществом ушло за
долги, да и не вышло бы помещика из меня. Я городской человек. Всё,
Демьян, поезжай обратно, а то скоро темнеть начнёт.
— Экипажа вашего дождусь, может? — Демьян опять заглянул в лицо
Дмитрия, но тот отрицательно покачал головой.
— Нет, поезжай. Не поминай лихом! И всё, что я велел,
сделай.
Демьян, хоть и очень переживал за хозяина, ослушаться не мог,
просто не умел. Потому, приложившись к плечу молодого барина,
забрался на телегу и начал понукать кобылу.
Дмитрий смотрел вслед телеге, пока она не скрылась из виду, а
потом начал прогуливаться вдоль дороги в ожидании экипажа. В Твери
Дмитрия ждал университетский друг, у которого молодой Алымов
собирался погостить два дня прежде, чем отправиться в Москву.
Слушая пение птиц и стрекотание кузнечиков, Дмитрий рассматривал
небольшую поляну и раскинувшийся за ней лес. Вдруг молодому
человеку показалось, что в траве мелькнуло что-то красное, будто
огонёк, а потом ещё и ещё. Земляника?
Дмитрий вспомнил, как они с матушкой ходили в лес за земляникой,
хотя вообще-то маменьку почти забыл. Сердце защемило, и он заспешил
вглубь поляны. Точно, так и есть, земляника!
