Кто копает яму, тот упадет в нее, и кто разрушает ограду, того укусит змей. (Екклесиаст)
То, что мешает видеть – это глаза, пораженные сиянием (Платон).
ПРОЛОГ
Эмма не видит. Снова в глазу что-то застряло. Лежа на полу в больничной палате легко ли видеть собственную тень?
Сестра Джорджия в накрахмаленном халате вновь хватилась своего блокнотика – чтоб ей удавиться! – и это была Эмма Шепард. Знает ли сестра о том, что между палатами есть тайное общение шифрами? Оно не мешает, а лишь дополняет обыденные беседы, делает их мистическим действом. Ни один из кодов она не озвучит, записав в свою книжечку, а знаете почему? Потому что она немая. Джорджия не говорит. Бренда может ей рассказать, конечно, но сама Джорджия все равно ничего не поймет потому, что слабоумная. А испытуемые видят, глаз развит у каждого, словно у портного. Орать можно сколько угодно, но с ними чаще всего общаются шепотом и шипением, не смотря в глаза. Зев открывается, зев закрывается, язык прохаживается по зубам, зубы стукаются друг о друга, словно битые фарфоровые кружки, слюна растекается под языком и меж зубами, голосовые связки треплются, словно мокрое белье – и все это для того, чтобы сказать «помолчи, иди в палату» или «ешь, что дают».
Эмма вертела в пальцах правой руки блокнотик, который не знала, зачем украла, и левой рукой колупала в глазу. Глаза испытуемых стали радиоприемниками, в кристалликах выросли тончайшие костные узоры, которые ловили некий звуковой сигнал, который подопытные каким-то причудливым образом воспринимали ушами (лучше сказать, внутри головы), а доктора пытались его расшифровать. Вскоре голубыми структурами стал зарастать их мозг, откуда появились необычные ум и выносливость. Последними задачами было: установить способы интеграции сигналов, распределения функций сообразно структуре радиоприемника, и, наконец, понять источник песнопений. При всем этом подопытные отлично видели, хотя анатомически это было полным бредом. Каждый утверждал, что «начал видеть по-настоящему», что вначале приняли за причуды сумасшедших, а уже потом попытались понять.
Шепард болтала босой ногой в воздухе, перебирая блокнотик гусеничным шагом. Глаз болел, музыка в голове, которая сопровождала здесь каждого, перестала звучать. Ей не хватало питания, нужно было залезть под одеяло с головой. Для этого нужен был партнер. Девушка натужно поднялась с пропахшего хлоркой пола, надела тапочки, и, крадучись, вылезла из палаты, предварительно засунув книжечку в пижамные штаны. Прохладная фактура блокнота терлась о ее гениталии, всевозможные «комплексные списки» были посрамлены обычным машинальным жестом воришки. Нет, Джорджия не записывала, кто жевал ковер, кто – мастурбировал, а кто бился головой о стену, нет, у нее было особое задание: следить за заросшими глазами, кто и как их ковыряет и чешет, кто как присматривается к своей тени, низко ли или высоко голова от земли. Девушка прошмыгнула в коридор, за поворотом начиналась гостиная, где большинство испытуемых уже вовсю играли в крэпс. Десять человек сидело за большим прямоугольным столом, обитым мягким лазурным бархатом, углы у стола были отбиты и исшарканы. У стены был стеллаж с книгами, диванчики расположились буквой «Т». Фальшивое окно застилала плотная синяя штора.
– Эй, у меня семерка! Хэнк, я бросаю следующим, отдай кубики! – возмутился большеротый юноша, весь усыпанный веснушками.
– У тебя шестерка, идиот! Слепой? – фыркнул полноватый парень лет двадцати. – Пойнт. И не плюйся, весь стол заплевал!
Эмма протиснулась между выпирающим косяком и оставшейся посреди дороги уборочной тележкой (очевидным образом двигать что-либо было запрещено), и решила идти спокойно, будто ничего не прячет. Медсестры обедали, был полдень, но легко терялся счет времени: здесь все было другим. Эмма не находилась в обычной психиатрической больнице, это был бункер, куда сгоняли самые неординарные случаи. Клуб «Электрошок» состоял из двенадцати таких случаев: Эмма Шепард, замкнутая и странная девушка, Ханна Розенфельд – болезненная девочка еврейского происхождения, любящая поэзию и мечтающая стать писателем, Марк Уоррен, веснушчатый подросток-сирота и любитель поиграть в азартные игры, юный авантюрист, Хэнк Нортон, полноватый мальчик, обожающий видеоигры, Джимми Уоррингтон, застенчивый парень, за которым присматривает бабушка, Оливия Делапорт, полноватая девушка с короткой стрижкой в футболке с логотипом NASA, жаждавшая стать компьютерным гением, Кристина Кальтенбруннер, воспитываемая суровой матерью и желающая стать моделью по ее же наущению девушка-подросток с нордическими чертами лица американо-германского происхождения. Она постоянно ходила с искусственно прямой спиной, собирая каштановые волосы в шишечку, но выпуская одну прядь, считая это сексуальным. Кристина была самой младшей из всех двенадцати пациентов. Также были Фрэнк и Дэвид, похожие друг на друга парни в футболках с эмблемами рок-групп, медно-рыжая Бекки Блэквуд и кудрявая в роговых очках Бриджет МакМиллан, две активистки (особенно этим страдала Бриджет, за что и получила почет и уважение в клубе). Был еще Гарольд, но он ничем особенным не выделялся. Все они страдали шизофренией. Их случай исследовался учеными и тщательно скрывался от общественности. Из глаз в голову попадал сигнал, поэтому они его слышали как бы внутри головы, как галлюцинации, прислушивались к этой таинственной музыке, а за тенями охотились потому, что им казалось, что тени вот-вот исчезнут.
