Повелитель
В предрассветных сумерках, в пряном дыме курилен, расставленных
на полу, передо мной танцевала красотка с золотистыми распущенными
волосами. Необычная красота завораживала.
Время текло незаметно и плавно, как и откровенные движения. Ночь
пролетела вмиг. Манящий блеск в уголках раскосых глаз сводил с ума,
заставляя шире расставить ноги потому, что напряжение между ними
стало невыносимо.
Она ласкала руками воздух и свое тело, тягуче втягивала дым,
разлившийся по зале, откидывала голову в экстазе, приближалась
обманчиво близко, почти касалась кончиками прядей, обволакивала
ароматом хрупкого женственного тела и снова отступала,
разворачиваясь, позволяя насладиться изгибами тела.
Чертовка прекрасно осознавала, насколько соблазнительна.
Протянись рукой –и коснешься ее, но я знал, что тогда она растает,
словно дым, и больше не вернется. Таков уговор. Можно смотреть
–трогать нельзя.
Близился рассвет, танец стал откровеннее, она обнажила грудь. У
меня вырвался стон. Я протянул руку, не в силах сдержать порыв. Она
искушала, часто дышала, предвкушая прикосновение. Обнаженная грудь
мелькнула рядом.
Нет. Я откинулся глубже в кресло, уронил руку. Я хотел ее себе.
Полностью. Я завоюю ее душу, а вместе с ней и это тело, которое не
выходит из мыслей даже днем.
Первый рассветный луч проник в залу. Она с облегчением
выдохнула, бросила яростный взгляд и растворилась. Чтобы следующей
ночью явиться по моему зову вновь.
НЕСКОЛЬКО НОЧЕЙ РАНЕЕ…
Итар
Я прислушалась. Если запоет сверчок, то приманит путеводного
светлячка и тогда нимфы его уже не упустят.
Сумерки резко перетекли в глухую ночь –самую короткую в году
–ночь всех кошмаров. Людям запрещалось спать в «бешеную ночь»,
когда они становились особенно уязвимы для нечисти. Люди старались
не смыкать глаз, чтобы быть начеку и не погрузиться в лютые
кошмары, через которые в наш мир проникала нечистая сила.
Люди, для которых, если ты не человек –то обязательно чудище
страшенное. Любые отклонения от человеческих стандартов порицались
и изгонялись –в страшное и ужасное место за семью печатями
–Аваддон.
Я передернула плечами –одно упоминание чистилища для
неприкаянных существ, хоть в чем-то отличающихся от простых людей,
вызывало мурашки под кожей.
Люди боятся того, что им непонятно. И истребляют. У изгоев нет
права на жизнь в этом мире. Сама я так не считала, хоть и была
человеком.
В отсветах огромного кострища у лесного озера тетя кружила на
руках маленькую дочку –мою двоюродную сестренку, та звонко
смеялась. Их зеленые волосы разметались во все стороны и
переплелись, бледная прозрачная кожа казалась мертвой. Тетин
сарафан свободного кроя раздулся белым пузырем.
Запел сверчок. Тетя прижала малышку крепче, остановилась и
поцеловала:
-Тшшш. Слышишь? –она шепнула и бросила на меня взгляд, полный
торжества.
Девочка зажала рот ручонкой, пряча заливистый смех и радостно
хлопнула огромными водянистыми глазенками без зрачков, в которых
продолжали кружиться смешинки и искорки костра.
Сомнений не осталось –все получится.
От темных деревьев отделились хрупкие женские силуэты, поплыли к
костру у озера, едва касаясь земли. Казалось, они просто ступали по
воздуху –настолько изящно и невесомо выглядели создания -невероятно
красивые.
Одеждой им были густые темные волосы до колен. Нимфы чурались
человеческих нарядов, предпочитали жить в согласии с природой. В
этом волшебном, запрятанном в лесной глуше месте, они могли себе
это позволить. Тетя же с малышкой за три года жизни здесь не
избавилась от человеческих привычек, предпочитая носить сарафаны.
Это хорошо. Я рассчитывала, что сегодня все получится и тетя с
сестренкой снова обретут человеческий облик. Тогда они смогут
вернуться в город, к нормальной жизни.