Давным-давно это было… Далеко-далёко. За морем-океаном, островом Буяном. Посреди болот поганых да лесов дремучих. Гор окаянных да пещер ледяных. На окраине Тридевятого Царства, сказочного государства. На поле брани, где испокон веков воздвигнута твердыня между двумя мирами: волшебным и человечьим.
Встретились на поле брани Иван-царевич и Бессмертный Кощей…
Ну как «встретились»? На самом деле Иван улепётывал от Кощея со всех ног. И не своих даже, а лошадиных. Конь под ним хрипел и мчал из последних сил. С его морды летела пена, глаза были выпучены, а грива стояла дыбом. Будь его воля, упал бы в траву, там бы и лежал. Да не мог – себе на погибель.
В хвост царскому коню дышал ледяным ужасом огромный чёрный зверь. Не понять: то ли тигра заморская, то ли лютый крокодил. За ним волочилось как приклеенное косматое облако – страшное до жути. Оно то разрасталось могучей тучей до самого горизонта, то сжималось в клубок шипящих змей, то оборачивалось глянцевым плащом, бешено пляшущим на ветру, убивающим всё живое. И тогда можно было различить всадника на чудище.
Кощей был закован в железо по самую макушку. В прорезях шлема горели красным два глаза – как раскалённые головёшки. Злодей тянул вперёд костлявую руку, тыча в спину Царевича кривым указующим перстом, от которого во все стороны летели искры и молнии.
Иван, не оглядываясь, пришпоривал коня. Он понимал – дело худо. Без чуда не обойтись. «Кабы помогла мне моя любезная… Но, видать, сомлела она, – сокрушался Иван. – От жары да от скачки этой бешеной». Он даже не мог поправить берестяную торбу, притороченную к седлу, потому что обе его руки были заняты: правой Царевич цепко держал уздечку, а левой – сизую утку, заполошно бьющую крыльями.
Молнии втыкались в землю справа и слева, подпаливая сухую траву, оставляя выжженные пятна. «А Кощею тоже не сладко, – догадался Иван. – Вишь, окосел!» Сердце радостно всколохнулось: «Не всё, не всё ещё потеряно! Справимся с тобою, злыдень проклятый!»
Но рано Царевич обрадовался. Его конь вдруг взвился на дыбы, ужаленный молнией, и грохнулся оземь. Иван кубарем покатился в одну сторону, торба – в другую, а утка вырвалась из руки и, суматошно захлопав крыльями, улетела.
Оглохший от падения Иван-царевич лежал, раскинув руки, и смотрел в небо. Не видел, как из торбы высунулась Лягушка-Царевна в короне набекрень, покрутила головой туда-сюда и спряталась снова. Не видел, что Кощей затормозил и спешился. Видел только тёмное облако, которое расползлось на полнеба. Солнце померкло. Тьма сгустилась со всех сторон. Лишь тусклый луч зыбкого света перечёркивал небесную твердь широкой полосой.
Вдруг откуда ни возьмись появилась деревянная кадушка, в которой на зиму грузди с укропом солят. Только вместо гриба в ступе сидела Бабка Яга. С громким посвистом – куда там Соловью-разбойничку – она ловко рулила метлой, уклоняясь от хищных щупальцев мрака.
– Иван, лови! – прокричала Яга сверху.
На Царевича посыпались утиные перья – словно кто-то перину вспорол. А потом упало яйцо – больше куриного, меньше гусиного. Обычное яйцо. Странно, что не разбилось.
Иван вскочил, крепко сжимая яйцо обеими руками.
– Отдай! Моё-ё-ё! Не трожь! Не смей! – прорычал Кощей.
Он как будто ослаб. Или у него под тяжестью кованых лат ноги подкосились? Царевич не стал время зря терять. Подхватил торбу с царской невестой – и бежать! Кощей – за ним. Странно: ноги злыдень переставляет с трудом, а догоняет! Куда Царевичу деваться?
Вдруг с неба донёсся голос Бабы Яги:
