Хорхе Мендес не любил одиночества, но море его к нему приучило. Двадцать лет он выходил на своей старой лодке, которую назвал "Луз де ла Луна" – "Свет Луны", – в воды Тихого океана, где горизонт был единственным другом, а ветер – единственным собеседником. Его кожа, обветренная и потемневшая от солнца, хранила следы солёных брызг, а руки, грубые, как канаты, знали каждый узел на сетях. В тот день, 26 февраля 2025 года, солнце едва поднялось над водой, раскрашивая её в золотые и розовые тона, когда Хорхе заметил, что что-то не так. Воздух стал тяжёлым, густым, как перед грозой, но небо оставалось чистым – слишком чистым, без единого облака, только слабая багровая дымка тянулась с запада, будто кто-то разлил красное вино на край мира.
Он выключил мотор и прислушался. Тишина. Ни плеска волн, ни криков чаек, ни шороха ветра – ничего. Даже рыба, которую он рассчитывал поймать в этот утренний час, не билась в сетях. Хорхе нахмурился, потирая заросший подбородок, и наклонился к воде, чтобы проверить глубину. Его старый эхолот, потрёпанный и покрытый ржавчиной, вдруг завибрировал, издавая резкий писк, а затем экран мигнул и погас. Хорхе выругался по-испански, хлопнув по прибору, но в этот момент вода под лодкой задрожала. Сначала мелко, как от далёкого землетрясения, а затем сильнее, поднимая мелкие пузырьки, которые лопались на поверхности с тихим шипением.
– Qué diablos… – прошептал он, глядя вниз. Вода стала тёплой. Он опустил руку, чтобы проверить, и тут же отдёрнул её – она была горячей, почти обжигающей, а пар, поднявшийся с поверхности, пах металлом и чем-то приторно-сладким, как переспелый манго, оставленный гнить на солнце. Хорхе отпрянул, сердце заколотилось в груди, и в этот момент небо над ним потемнело.
Он поднял глаза и замер. Над океаном, в сотне метров от его лодки, зависла тень – огромная, угловатая, как будто вырезанная из чёрного металла. Это был не самолёт, не вертолёт и уж точно не облако. Это был корабль, но не из тех, что строят люди. Его корпус напоминал скелет какого-то древнего чудовища, с рёбрами, торчащими наружу, и поверхностью, покрытой трещинами, из которых сочился слабый зеленоватый свет. Он не двигался, не гудел, просто висел, нарушая все законы, которые Хорхе знал о мире. Лодка качнулась, и он схватился за борт, чтобы не упасть, пока его взгляд метался по этому невозможному объекту.
А затем он увидел их. На краю корабля стояли три фигуры – высокие, выше трёх метров, с телами, которые казались одновременно живыми и мёртвыми. Их кожа была полупрозрачной, как мутное стекло, сквозь которое виднелись пульсирующие сосуды, наполненные серебристой жидкостью, текучей и яркой, словно расплавленный металл. Их головы, вытянутые и сплюснутые, слегка покачивались, будто на невидимом ветру, а четыре глаза на каждом лице – два огромных, чёрных, как бездонные колодцы, и два маленьких, янтарных, мерцающих, как звёзды в ночном небе – смотрели куда-то вниз, на воду. Вместо рук у них были длинные манипуляторы, похожие на щупальца осьминога, но с десятками тонких, игольчатых отростков на концах, которые шевелились, словно живые. В центре их груди пульсировал орган – кристаллический, шестигранный, испускающий слабые вспышки света, синхронные, как дыхание.
Хорхе не успел даже вскрикнуть, когда корабль ожил. Из его нижней части начали выдвигаться сотни тонких трубок, светящихся бледно-зелёным, будто фосфор в глубоких водах. Они опустились к океану, и вода под ними запела. Да, именно запела – высокий, пронзительный звук, исходящий от трубок, смешался с низким гулом, который Хорхе почувствовал в костях. Вода задрожала сильнее, и из неё начали подниматься струи – не просто брызги, а тонкие, изящные нити, закручивающиеся в спирали, круги, звёзды, будто кто-то рисовал узоры в воздухе. Эти нити поднимались к кораблю, превращаясь в серебристый туман, который втягивался внутрь через трещины в корпусе. Хорхе смотрел, как океан под ним тает, уходит вверх, оставляя за собой сухие пятна на поверхности, которые тут же заполнялись новыми волнами, но и те не могли сопротивляться этому зову.
