Москва. Межгалактический космопорт и межмировая портальная станция Шереметьево
Стонала Земля, и, вторя ей, рыдало Небо. Великие горы, содрогаясь, уходили под землю. Мелели моря, навеки превращаясь в бесплодные пустыни, дабы, сокрушая все на пути своем, появиться там, где еще недавно цвели сады и росли города. И не было спасения никому: ни эльфу, ни зверю, ни гному, ни человеку.
Пять черных коней мчали над миром гнусных своих всадников. Первый всадник, имя которому Селевр, взмахнул мечом своим. И пали тысячи. Второй всадник, имя которому Ветр, вскинул палицу свою. И пали десятки тысяч. Третий всадник – девица Лада, ликом светлая, но душой чернее темной ночи – плюнула в воду. Стала вода кровью. И пали сотни тысяч. Четвертый всадник – жена Макошь, ликом добрая, но сердцем лютая – дунула в воздух. Стал воздух песком. И пали тысячи тысяч. Пятый всадник – жена Мара, порождение тьмы и порока, и ликом, и сердцем препоганая – не плевала, не дула, мечом не махала. Лишь глядела на творимое и веселилась. Отверзла уста свои, хуля и Землю, и Небо, и эльфа, и зверя, и гнома, и человека. Воздела руки свои и призвала души павших, дабы низринуть их в бездну лютую, где только плач и скрежет зубовный.
Преисполнились Земля и Небо яростью. И родили они дщерь, иже красотой неописуемой и мудростью была прославлена. И наделили ее силой невиданной и дали имя ей – Валир. Встала дщерь Земли и Неба Валир на пути у черных коней и сотворила волшбу великую. «Именем мати моей Земли, именем отца моего Неба заточаю вас, подлецов, в гору самую высокую, в камень самый холодный. И сидеть вам в нем, дондеже не забудутся сотворенные вами мучения и не сотрутся имена ваши из памяти и эльфа, и зверя, и гнома, и человека. Отныне и до века слово мое крепко».
И воцарился мир на Земле и на Небе. И выросли новые города на новых землях. Но помнят пятерых черных всадников и эльф, и зверь, и гном, и человек. И детям своим и детям детей своих наказывают помнить и память хранить свято, дабы не вырвались черные всадники из заточения и не принялись вновь чинить непотребное. И Валир помнят и славят устами своими непрестанно.
– Как тебе сказочка?
Молодая женщина нажала на серебристый браслет, и голографическое окно с прочитанным текстом растаяло в воздухе. Вскинула подбородок, отчего уложенные с нарочитой небрежностью локоны качнулись тугими пружинками, растянула губы в легкой улыбке, внимательно глядя на собеседника.
Ей очень шли и небрежные локоны, и мерцающая помада на пухлых губах, и задорные смешинки в синих глазах. И сокрушающая свежесть юности. Так, по крайней мере, думал ее визави, размышляя также о том, как несправедлива жизнь, отмеряя одним век короткий, людской, а другим – мафусаилов, эльфийский. Он сам, конечно, сохраняет приличную форму в свои чуть за семьдесят, и больше сорока – сорока пяти ему мало кто может дать. Но рядом с ней, практически одногодкой, смотрится пожухлым меценатом, вынужденным покупать внимание юных дев. Одна такая сидит сейчас напротив и безошибочно угадывает его тоскливые мысли. Другая, не менее юная и прекрасная, но, к счастью, менее умная и наблюдательная, радостно порхает по торговым комплексам космопорта, облегчая его счет. На значительные суммы, если судить по всплывающим на браслете сообщениям банка.
– Обычная мифология, – пожал плечами мужчина. – Таких сказочек в любом из миров более чем достаточно. Да и здесь у нас этой космогонической мутью библиотеки завалены.
– Севка, не занудствуй!
Мужчина и женщина сидели за столиком ресторана vip-зоны, которая располагалась на крыше космопорта, укрытая от шума и непогоды прозрачным защитным куполом. Ресторан был стилизован под ухоженный английский сад, где перегородками служили живые зеленые изгороди и небольшие фигурно постриженные деревца. Залы ресторана разделялись весьма условно: декоративными руинами, пестревшими многоцветьем палисадниками или небольшими мостиками. В рукотворных речушках лениво плавали жирные карпы, прямо из водоемов попадавшие вначале под нож повара, а затем в тарелку клиента. Официанты сновали между столами по присыпанным гравием дорожкам.
