Н. Н. Артамоновой
В общем, Юра перепутал Фрязино с Фрязево и уехал не туда. Наташа все объяснила ему: Ярославский вокзал, направление Фрязево или Щелково. Ее станция – Загорянская, где не все электрички останавливались. Фрязевская останавливалась, а фрязинская – совсем нет. Юру угораздило сесть на фрязинскую.
– Есть электричка в шесть пятнадцать, она ходит по будням регулярно, – говорила ему Наташа, стоя у станции метро “Динамо” и облизывая мороженое, зажатое двумя круглыми вафлями, которым Юра угостил ее. – Всегда у нас останавливается.
– И сколько часов… ммм… ехать? – сострил Юра, громко и много откусывая от своего мороженого вместе с вафлей.
– Сорок пять минут, – улыбнулась Наташа. – К семи будете у нас.
Они встречались третий раз, но почему-то так и не перешли на “ты”.
– Большая компания?
– Маленьких не бывает! – рассмеялась Наташа, тряхнув головой.
Она всегда так делала, когда говорила что-то веселое. У нее это выходило как-то чересчур искренне, что даже слегка граничило с глуповатой наивностью, но она не была глупой, Юра это быстро понял. Вообще, она все больше нравилась ему: небольшого роста, стройная, смуглая, подвижная, почти всегда улыбающаяся. Явно с примесью южных кровей. Что-то молдавское, армянское, а может, еврейское. Но Юра пока не спрашивал о корнях. От Наташи всегда шла волна радости. Ее волосы были черными, заплетенными в две тугие косы, обвивающие голову.
– Когорта поклонников предполагается? – Он быстро расправлялся с потекшим мороженым.
– Непременно! – Наташа снова тряхнула головой.
– Дуэльные пистолеты у вас найдутся?
– Есть папина двустволка!
– Патроны – за мной.
– Договорились!
Глядя на ее смеющиеся, мокрые от мороженого губы, Юра представил их первый поцелуй. В сирени, например.
– У вас растет сирень? – спросил он.
– Росла. Рос-кош-ная! Но куст совсем выродился. Папа срубил. Ма-а-аленький кустик остался.
Наташа доела вафли, достала из кармана жакета платочек, вытерла губы, подняла свой портфель, стоявший все это время у ее стройных смуглых ног, взяла его в обе руки, прижала к животу:
– Ну, я пошла.
И добавила, наклоняя голову вперед и глядя исподлобья:
– До субботы, Юрий.
– До субботы, Наташа! – Юра поднял и сжал кулак.
Она стремительно развернулась и быстро пошла в метро. Так же стремительно она разворачивалась тогда на бревне в спортзале, когда Юра впервые ее увидел. А потом прошлась по бревну легким колесом, оттолкнулась, спрыгнула, развела руки, запрокинув лучистое лицо.
Она была перворазрядница, училась в педагогическом, участвовала в студенческой спартакиаде, о которой Юра, студент второго курса журфака МГУ, делал репортаж для университетской многотиражки. Там и познакомились. Сходили в кино на французский фильм “Под крышами Парижа”, который оба уже смотрели: Юра – один раз, Наташа – трижды.
Гуляли в парке Горького.
И Наташа пригласила на день рождения.
И вот… Юра проехал мимо.
В подарок он вез бутылку шампанского и томик стихов Уолта Уитмена в переводе Корнея Чуковского. Эта книга, красиво изданная в издательстве “Академия”, стояла у них дома среди множества других книг, собранных еще дедушкой. Юра только однажды заглянул в нее, полистал и поставил на полку. И вспомнил, только когда задумался о подарке Наташе. Стипендию он уже потратил на три американских джазовых пластинки, купленных на Кузнецком у спекулянтов. Оставшихся денег хватило только на шампанское. У родителей Юра уже два месяца принципиально не просил.
“Красивая книга, хороший поэт…” – подумал он и положил Уитмена вместе с шампанским в свою сумку желтой кожи, с ремнем через плечо.
