– Здравствуйте, Олег. Как вы себя чувствуете?
Я открыл глаза и еле устоял, ухватившись за спинку стула, стоящего передо мной. Огляделся. Нахожусь в кабинете. Вокруг стены, обшитые деревом, темно-зеленый ковер, потолок, тоже деревянный, покрытый мозаикой геометрических рисунков. На стенах торшеры, выполненные «под старину». Внутри каждого светящийся шарик. За приоткрытым окном, расположенным у правой стены, хвойный лес. В центре кабинета покрытый зеленым сукном стол. За столом сидел коренастый мужчина, лет пятидесяти на вид, его русые волосы были изрядно тронуты сединой. Крупный нос, массивная челюсть, внимательные серые глаза и тонкие губы выдавали в нем человека властного и не обделенного интеллектом. К тому же, судя по одежде, мужчина не бедствовал – на незнакомце была белая рубашка с воротничком-стойкой и жилетка темно-коричневого цвета с крупными серебряными пуговицами.
– Спасибо. Вроде неплохо.
– Присаживайтесь, нам предстоит долгий разговор.
Я сел на обитый бежевой тканью стул, стараясь скрыть недоумение. Судя по всплывающим и очень неприятным воспоминаниям, я не мог тут оказаться.
– С кем имею честь?
Я начал разговор чисто на автомате. Как сказал бы мой хороший друг, «профессиональная деформация налицо».
– Арсеньев Михаил Евгеньевич, глава центра реабилитации корпорации «Наномед», департамент здравоохранения первого сектора. Скажите, Олег, каково ваше последнее воспоминание?
Я криво усмехнулся. В памяти вспыхнуло тонкое жужжание, и я снова увидел дикую, невозможно страшную картину того, как в теле внезапно образуются рваные дыры. Сначала в районе живота, потом в районе груди, раскрывая грудную клетку, потом куда-то в сторону отлетает левая рука, оторванная в районе плеча. Слышу, как тонко и страшно кричит Лена… Я делаю два шага и падаю на залитый моей кровью асфальт. И последняя, глупая мысль: «Разрывные, крупный калибр». А потом темнота. Такое не лечится.
– Я умер?
– Хороший вопрос. Технически – да. Девятнадцатого июня две тысячи семнадцатого года было выписано свидетельство о смерти Филина Олега Петровича. Причина смерти – множественные пулевые ранения, несовместимые с жизнью.
– А тогда почему… Вы не очень похожи на апостола Петра. И больницу это слабо напоминает. – Я махнул рукой, указывая на обстановку. – Или это все же загробный мир?
– Можно сказать и так, – мой собеседник слегка улыбнулся. – В момент смерти вступил в силу пункт семнадцать вашей расширенной медицинской страховки. Ваш мозг был заморожен и помещен на хранение до того момента, как станет возможным оживление в том или ином виде. Это было еще на заре становления нашей корпорации.
– И? Меня оживили? Тогда почему я не в медицинском центре?
– Оживили. Сейчас вы находитесь в виртуальном пространстве нашего реабилитационного центра.
Я посмотрел на свою руку. Вроде моя. Взъерошил волосы, укусил себя за костяшку пальцев. Почесал нос. Подергал ворот рубахи. Обратил внимание на свою одежду. На мне была белая рубашка, брюки кремового цвета и коричневого цвета замшевые туфли. Никаких необычных ощущений не заметил. Хотя нет, одно было. Курить не хотелось.
– А физически я кто? Или, скорее, что? Мозг в баночке?
– Уже нет. Ваше сознание было перенесено на кремнийорганический носитель.
– А мозг?
– Утилизирован.
Я вскочил. Стул с глухим стуком упал на пол. Я программа? Скрипт, набор байтов, или что у них там сейчас в информатике? У меня даже ДНК нет. Охренеть! Матрица! Нет, хуже!
Я вспомнил второй курс университета. В аудитории полно студентов и преподавателей. Выступал японец, профессор Хироси Исигуро. Рассказывал о будущем кибернетики. Во время лекции встал вопрос об отличии человека от робота. Профессор заявил, что его нет. Из зала раздался вопрос:
