Конечно, нормальное рабочее
знакомство не должно начинаться с сумасшедшего секса в подсобке, но
кто говорил о нормальном рабочем знакомстве? Кто вообще заикался о
нормальном первом рабочем дне, когда тебя приняли на испытательный
срок вместе с каким-то малолетним придурком?! Это же все, аврал,
пиздец! Первое впечатление от новой работы испорчено! Настроение
испорчено! Даже купленное на последнюю зарплату с предыдущего места
работы новенькое платье испорчено, потому что малолетний придурок
неосторожно задирает его, и ткань трещит по швам, обнажая бедро,
уже облапанное жадными мужскими пальцами.
– Эй, полегче! – шиплю я, как
раздраженная змея, и готова бы плюнуть кипящим ядом, выпустив
длинный раздвоенный язык, но тот слишком занят борьбой с другим
языком. Как там зовут этого придурка? Артем Александрович? Будет
просто Артем. Или даже просто придурок. Потому что нормальные парни
не рвут платья во время секса.
Он зашвыривает меня на какой-то
деревянный ящик, спасибо, что с отшлифованной крышкой, и мне не
грозит поймать задницей занозу. Его пальцы жадно шарят по
обнаженной коже, и я уже не знаю, отчего мне так горячо: от
близости мужского тела, от злости на него, или от температуры в
помещении. На улице сегодня плюс тридцать по Цельсию, а тут,
наверное, все тридцать семь: и у воздуха, и у моего тела. Его стояк
выпирает бугром на голубых джинсах, и я без лишних церемоний
хватаюсь пальцами за металлическую пряжку его ремня.
Его пальцы повсюду, но кажется, он
не умеет быть ласковым: от его прикосновений на коже остаются
вмятины и красные следы, он сжимает мою шею, словно хочет задушить,
потом сминает грудь, задирая несчастное платье до самого
подбородка, скользит по животу и бедрам, царапает спину, залепляет
звонкий шлепок по заднице.
– Твою мать! – я хрипло рычу,
мгновенно отвечая ему пощечиной. Он лыбится и целует мои губы, рвет
своими, трахает языком перекошенный рот, кусает подбородок и шею,
лезет пальцами между ног.
– Ты всегда течешь так по незнакомым
мужикам? – хрипит он мне в губы, вымазывая пальцы пахучей смазкой и
с ухмылкой поднося к моему лицу. – Тогда тебе и вправду не составит
труда получить это место после испытательного срока...
– Если только ты не перетрахаешь
половину Москвы своим членом, – рычу я в ответ, выдергивая ремень
из шлевок, швыряя его на пол, вжикая молнией и стягивая джинсы по
мужским бедрам. Член багровый, перетянутый вздувшимися венками, но
я хватаю его без промедления, сжимая так сильно, что он шипит и в
отместку загоняет в меня два пальца. Я дергаюсь, почти забываюсь,
но не позволяю себе застонять раньше времени.
– Ладно, хватит церемониться, – он
сдергивает меня с ящика, заставляет повернуться спиной к нему,
елозит где-то в заднем кармане своих джинс, доставая презерватив. Я
стягиваю трусы, сама задираю платье и ложусь обнаженной грудью и
лицом на ящик, подставляясь ему. Соски трутся о шершавую
поверхность, задница ходит ходуном. Чем быстрее все это закончится
– тем лучше. Тем более что я уже не в силах терпеть.
Он натягивает меня на свой член,
хватаясь пальцами за бедра, пока я хватаюсь за края ящика, уже не в
состоянии удержать мучительный стон. Ноги сами собой разъезжаются
шире, и я виляю задом, насаживаясь поглубже и двигаясь ему
навстречу.
– Вот коза, – шипит мужчина.
– Иди нахрен, придурок, – отзываюсь
я, и он смеется в ответ:
– Нет, на хрен сегодня пришлось
пойти тебе, – выскальзывает наружу и снова забивает в меня член,
принимаясь трахать. В мокром шлепающем бреду с температурой под
сорок можно и задохнуться, так что я ловлю воздух ртом, не
стесняясь уже мучительных стонов.
Слишком поздно, чтобы нас
услышали.
Слишком поздно, чтобы что-то
изменить.