– Запереть двери!
У замка Секицуи-Рю есть лишь одна цель. Даже в тот день, когда великий Мутеки-но-Тайо заложил первый камень в его основание, этот камень знал своё предназначение: защитить Императора и его сына. Отразить орды всех, кто захочет им гибели. Выстоять, когда армии будут биться о его стены словно море о скалы, когда земля разверзнется и боги отвернутся от своих детей. Такова цель Секицуи-Рю, его стен, перекрытий, дверей и запоров. Такова была цель у того, на чьих костях он стоит и чей череп, покрытый золотом и чёрным лаком, служит троном для Императоров Тенгоку вот уже тринадцать веков.
Замок справится.
Но справятся ли его защитники?
Сутараито глубоко выдохнул и заправил выбившуюся прядь за ухо. Всё-таки он любил свой трон. Неуютно вспоминать, что некогда он был живым существом. Сиденьем стала длинная морда, подлокотниками – выдающиеся дуги ноздрей. Пусть драконья кость жестка и неудобна, но престол возвышал Императора над подданными, как Императору и подобает. Это кстати. Чиновники в цветастых кимоно, их хорошенькие куколки-жёны, писцы с палетками, слуги всех мастей и рангов – все они казались маленькими и иллюзорными, будто мухи перед глазами Сутараито. Они и есть иллюзии. Мужи и жёны, что полчаса назад решали судьбы страны, сейчас бесполезны. Сейчас судьбу Тенгоку решали солдаты. Отборная гвардия, которую Сутараито по обычаю деда выбирал из лучших воинов и следил, чтобы они были преданы не бусидо, но Императору и его сыну.
– Где мой сын?
Молодой воин стоял у подножия трона-черепа прямо, как статуя. Но Сутараито прекрасно знал, что творится за забралом его шлема. Воин хмурился, губы. Нервничал. Сам Император, само солнце обратилось к нему, а он не знает, что ответить. Стражник бросил взгляд на толпу чиновников. Те жались по углам и думали только, как спасти свою жизнь – мужья закрывали жён, слуги смотрели в оконца и представляли, как можно протиснуться в них и спуститься по замковой стене…
Сутараито вздохнул. Только паники и не хватало. Теперь встать с собственного трона опаснее, чем сойти вниз на три этажа, где звенит металл о метал и льётся кровь. Сутараито прикрыл глаза и вцепился в ноздри-подлокотники до побелевших костяшек. Его забывчивость сыграла с ним злую шутку – Император мысленно составлял смертные приговоры для командиров стражи моста и городского крыла, но совершенно не помнил, как их зовут. Все слуги давно смешались в единую массу, и разделять их – что пытаться распустить шёлковое полотно.
– Мой Император, мы… э…
Сутараито оборвал его, подняв руку.
– Во имя Аматерасу1 и моего отца, если не знаете, что ответить – молчите! Можете не бояться, казнить вас глупо. У меня гораздо больше причин злиться на ваших командиров, чем на вас… можете напомнить, как зовут командиров крыла Коганэбоку и моста? Когда волнения кончатся, палач с ними поговорит, но вот в чём шутка – я начисто забыл их имена!
– Мой Император, они мертвы, – выпалил стражник.
– Вот как?
Сутараито тяжело вздохнул и посмотрел в окно. Закату следовало наступить ещё полчаса назад, но Императору не до него. И солнце зависло на небосводе, только край опущен за горизонт. Красно-жёлтые полосы света ложились на полы тронного зала, на расписанные фусума2 и тонкие резные колонны, путались в рыжем и золотом шёлке одежд Сутараито. В тёплом свете даже его волосы, обыкновенно чёрные, как смоль, отдавали тёплым оттенком тёмной древесины. Император гордился своими волосами. Возможно, оттого, что был одним из двух их обладателей во всём Тенгоку. Некоторые чинуши совсем отчаялись, уже рвали со своих голов перья. Боги создали народ катайханэ из птиц, и волосы им заменяли пёстрые хохолки. По древнему обычаю отца и деда Сутараито укладывал волосы в сложную высокую причёску, которая вместе со множеством украшений и шпилек в глазах подданных смотрелась величественнее любого венца. Но сейчас… сейчас все гребни, начёсы, шпильки из черепахового панциря, цветы и фигурки журавлей давили на шею так, словно все они отлиты из свинца. Сутараито с удовольствием бы расплёл волосы, если бы мог.
