За окном ночь, душная и как обычно дьявольски тихая. Не гудят машины, не слышится вой милицейских сирен и лая собак. Ни одного прохожего и ни одной бродячей кошки. Ночь, плавно, сквозь бинокль, стоящий на подоконнике, вливается в широкое, раскрытое настежь окно на самом верхнем этаже, самого высокого здания в этом городе, и плывёт в тёмную комнату, где находится мужчина. Его лица не видно, только силуэт. Он сидит в шикарном кожаном кресле и смотрит на тлеющую сигарету, которая аккуратно лежит на краю пепельницы, рядом, на журнальном столике. Дым, тонкой струйкой поднимается к потолку, и встречает там ночь, которая примостилась на хрустальной люстре. Свет в этой комнате не горит, и поэтому полумрак полностью овладел помещением. Лишь только лунный свет вычерчивает силуэты интерьера в этой комнате. Плотные атласные шторы раздвинуты, двухметровая драцена маргината в напольной кадке стоит с одной стороны окна, и такой же высокий фикус – с другой. Стены, оклеенные обоями с изображением золотистых райских птиц, сидящих на ветвях с цветами, приятно мерцают в лунном свете. Вдоль одной стены расставлены два кожаных кресла с высокой спинкой, между ними стоит двуярусный журнальный столик, из дорогого дерева со стеклянной столешницей. Около противоположной стены, на деревянной тумбе, со стеклянными дверцами, за которыми видны видеокассеты, стоит большой телевизор с видеомагнитофоном. На паркетном полу расстелен ковер с длинным ворсом. Двери в коридор раскрыты, в коридоре тоже темно.
– Привет Ночь.
– Привет Дым.
Сигаретный дым и ночь поздоровались как обычно, и стали смотреть с потолка на человека в кресле.
– Он опять это делает? – спросила Ночь, заранее зная ответ.
– Да, как видишь, – Дым скользнул по лампочке и по-дружески поцеловал Ночь.
– Он давно начал?
– Нет, ты ничего не пропустила, хотя истлело уже половина сигареты, а он всё молчит.
– Но запись – то идёт, – Ночь посмотрела на красный огонёк, который как маяк светился в темноте.
– Тихо, он, кажется, собрался с духом, видишь, зашевелился.
Мужчина в кресле, действительно взял сигарету, стряхнул пепел, облизнул сухие губы и глубоко затянулся. Затем тяжело вздохнул и подвинул диктофон, лежавший на журнальном столике, поближе к себе. Человек вытер платком пот с голого затылка и начал тихо говорить: «Что ж, снова здравствуй. Я полагаю, в эту ночь ты опять не заснёшь… Не сможешь заснуть – так будет правильней. Снотворное закончилось. Надо будет сходить в аптеку, чтобы пополнить свои запасы таблеток. Да, кстати, чем ты сегодня занимался? А вчера? Придумывал новый способ, как покончить со всем этим? Ну, если ты слушаешь сейчас эту запись, значит, у тебя опять ни хрена не вышло».
Мужчина усмехнулся и, опустив руку, поднял с пола бутылку вина. Глотнул…. На его колено капнула слеза. Человек, шмыгнул носом и снова отпив из бутылки, продолжил: «Спешу спросить, ты ещё не вспомнил как тебя, то есть меня, зовут? Если я это спрашиваю, значит, не вспомнил. Хочешь ещё глупый вопрос? Ты забыл, как всё ЭТО началось?»
Мужчина саркастически засмеялся, и на его джинсы капнула ещё одна слеза. «Да, такое», – он покачал головой, – «такое, не забывается… Может вспомнишь всё с самого начала до сегодняшней ночи? Быть может, услышишь какую – то деталь, может хоть что – то поможет понять, почему ЭТО происходит, и как ЭТОМУ положить конец». Мужчина глотнул из бутылки, снова провёл платком по затылку и, закурив новую сигарету, стал вспоминать всё с самого начала.
Я проснулся у себя дома, как обычно – в шесть часов утра, принял прохладный душ, надел чистые трусы «боксеры», и занялся будничным утренним ритуалом – бритьём. После выходных, я начинал эту процедуру с некоторой неохотой. В субботу и воскресенье, я не притрагивался к бритве, хотя понимал, что в понедельник придётся потратить чуть больше времени, и приложить немного больше усилий, чтобы «отполировать» своё лицо, так как щетина у меня почему-то росла быстро и густо, а это противоречило негласному уставу фирмы, где я работал – являться в офис не бритым. Щетина росла еще быстрее, если на кануне я употреблял алкоголь. Похмелья я не ощущал, значит вчера я точно не пил. Странно, но у меня не всплыло в памяти ни одной сцены из вчерашнего дня, как это обычно бывает по утрам. Сам по себе, процесс бритья меня не напрягал, даже можно сказать нравился. Наносишь на щёки, скулы и на шею пену для бритья, потом плавно водишь бритвенным станком по лицу, словно художественной кистью по холсту. Начинаешь настраивать себя на новый рабочий день. Что-то напеваешь или вспоминаешь, или рисуешь в уме картинки будущего дня. Так как утренний процесс бритья, для меня стал уже автоматическим, для меня было странно, что я не могу вспомнить ни одной мелодии, которую мог бы прокрутить у себя в голове, а потом напеть её. Вдруг, я замер, глядя на своё отражение в зеркале, с бритвой, прислонившейся к моей щеке. Из зеркала, на меня смотрел молодой мужчина. Это был я, но какой-то другой… На вид мне лет тридцать, чуть выше среднего роста, довольно крепкого телосложения, прямая осанка и широкие плечи. Невысокий гладкий лоб, короткая стрижка. Влажные, прямые, чёрные волосы, блестят после душа, отражая искусственный свет ванной комнаты. Густые чёрные брови. Прямой нос, по бокам которого, к уголкам губ, простирались, две неглубокие морщинки. Крепкие, узкие губы застыли – словно наклейка, не выражая ни каких эмоций. На прямых, ровных скулах и полукруглом подбородке, лежат небольшие остатки белой пены. В серых, чистых и блестящих глазах, промелькнула еле уловимая тревога. По телу, от макушки до пяток и обратно, пробежала колющая волна мурашек. Секунда забвения. Мгновение непонятного страха и паники – словно искра, вспыхнуло и погасло. Я зажмурился. Открыл глаза. Паника и страх исчезли. Я спокойно добрился, умылся, увлажнил лицо лосьоном после бритья, причесался и отправился на кухню. Заварил крепкий чай, сделал горячие бутерброды с ветчиной и сыром. Пока пил чай, переместился в гостиную, держа в одной руке кружку, в другой вкусный бутерброд. Включил телевизор, чтобы узнать новости, однако так ни чего и не выяснил – телевизор почему-то не работал. Я пожал плечами и включил радио – опять тишина. Немного озадаченный этим, я взглянул на электронный будильник – он работал, то есть электричество в доме было. Подошёл к выключателю, пощёлкал им, люстра в ответ моргнула светом. Странно, и ванной комнате, когда я брился – тоже горел свет, значит электричество точно есть. Разбираться почему не работает телевизор и радио, у меня уже не было времени, пора было одеваться и ехать на работу. Я снова пожал плечами и взглянул на термометр за окном. Опять жара – плюс тридцать, уже с утра! Что же будет твориться в полдень! Сейчас, хотелось оказаться где-нибудь на экзотическом пляже, разбежаться и нырнуть в лазурное море, а не ехать в душный офис. Однако, работа – есть работа. На пляж надо с начала заработать. Я надел заранее выглаженную, светло-голубую рубашку, лёгкие чёрные брюки, носки, чёрный пиджак. Подошёл к зеркалу и стал повязывать галстук, сегодня я выбрал светло-серый в тонкую, косую серебристую полоску. Когда всё было готово, я оглядел своё отражение с ног до головы. «Я в отличной форме!» – подмигнул я своему отражению. Перед уходом, зашёл в спальню и взял с тумбочки свои наручные часы и сотовый телефон. В коридоре, я обул туфли и «прошёлся» по ним губкой с блеском для обуви. Достал из ящика комода паспорт, водительские права, портмоне и ключи от машины. Разложил всё по карманам, снял с настенного крючка ключи от квартиры, и вышел за дверь. Закрыл дверь, как всегда на два оборота, подошёл к лифту, нажал кнопку вызова, и вдруг вспомнил, что забыл ключи от своего рабочего кабинета. «Чёрт!» – негромко выругался я, потому что не любил возвращаться. Я снова вернулся в квартиру, открыл ящик комода и вынул оттуда ключи от кабинета. «Возвращаться – плохая примета», – я подошёл к зеркалу, которое висело в коридоре возле вешалки и, следуя той же примете – широко улыбнулся, – «всё будет хорошо!» Я снова вышел из квартиры, закрыл дверь на два оборота и подошёл к лифту. Нажал кнопку. Ждал дольше обычного, но двери лифта так и не раздвинулись. «Что за фигня», – я постучал по дверям лифта, и пару раз еще нажал кнопку вызова. Подождав еще немного, я взглянул на свои часы – «Уже семь часов! Ладно, для разнообразия, и по лестнице можно спуститься». Не сказать, что я уж очень сильно не любил ходить пешком, но тогда это меня слегка напрягло. Сказывалась легкая нервозность, от того что пришлось вернуться за ключами. Пришлось идти вниз по лестнице. По пути, на лестничных площадках я не встретил ни одного соседа.