Глава 1. В сердцах холодный лед уж больше не растает…
– Мы поняли с тобой, что не нужны друг другу.
– Мы поняли с тобой, что между нами вьюга, – едва шепчут мои избитые и искусанные до крови губы. Хотя нет, не мои, а графини Ливин Корхарт, в теле которой я нахожусь ровно десять дней. – Ни летом, ни зимой, нам вместе не согреется, безжизненно стучат, не любящих два сердца… – продолжаю петь, пока на мне елозит герцог Арвайский.
– Заткнись! – выкрикивает он с гортанным рыком. И всаживается в меня в последнем толчке и стоне наслаждения. – Сладкая сучка…
Вальгар, схватив пятерней лицо, жестко впивается мне в губы. И все мои попытки высвободиться из-под него похожи на трепыханье птички, пойманной в лапы кота.
– Если б не была такая вредная, цены бы тебе не было.
Расхохотавшись, он отстраняется и с прищуром пронзает меня взглядом необычного ярко-насыщенного цвета темно-карих глаз. И увиденное ему явно не нравится.
– Дирван, ты зачем опять Ливин личико разукрасил?
– Эта тварь постоянно одно и то же поет, – цедит сквозь зубы граф Маджонский, выйдя из ванной комнаты.
Волосы цвета спелой пшеницы мокрыми прядями спускаются на его крепкие плечи, по обнажённому телу графа стекают капельки воды. Дирван высок, немного худощав, но до безобразия красив. Больше половины девиц на выданье столицы Сарварс Марвайского государства, сохнет по нему. Взгляд васильковых глаз графа Маджонского всегда холоден. Правильные губы порочно красивы, но зачастую искривлены в брезгливости либо в ненависти.
Сложно описать его красоту, когда от взгляда на нее, тебя изрядно тошнит. Хотя не прочь была бы наблевать на широкую кровать герцога Арвайского, жалко нечем. В груди горит огнем от омерзения.
Эти двое не стесняются друг друга. Хорошо еще, что эти ублюдки не догадались совокупляться одновременно со мной.
Новая волна ярости поднимается из глубин моей души. Опухшие от укусов губы, когда смотрю на насильников, пытаются улыбнуться. Но улыбка выходит кривой.
– Мы поняли с тобой, что стали вдруг чужими, – вновь разлетается мой меццо-сопрано по герцогским покоям. – Холодную зимой метель нас закружила. В сердцах холодный лед уж больше не растает. В сердцах холодный лед… В ваших сердцах один лишь лед, – говорю им потухшим голосом. – Безжизненно стучат ваши сердца.
Герцог Вильгар заходится в хохоте, а графа Дирвана накрывает лавина злобы.
– Заткнись! Заткнись…!.. Заткнись, стерва!..
Кричит он и, подлетев, хватает мои волосы, накручивает на свою руку. Рывком стаскивает меня с кровати и, не выпуская из захвата, волоком тащит в другую комнату.
Зависнув надо мной, с искажённым от злобы лицом смотрит в глаза. Только все мое упрямство в ответ поднимается из глубин души. Именно моей души.
Граф насиловал хозяйку тела до какого-то исступления, скорей, даже ненависти и быстро сломал ее.
Отшвырнув меня, Дирван тут же наносит удар по моему лицу, от которого темнеет в глазах.
А спетая, может, в сотый раз песня группы «Сенатор» из моего мира – словно соломинка, за которую я хватаюсь, чтобы использовать как выпавший второй шанс на новую жизнь. Почему слова этой песни? Возможно, так я пыталась защититься от реальной действительности, в которую попала? Защитилась… на все сто процентов. И продолжаю защищаться, постоянно переключаюсь и пою…
