Мы окружены чудесами, но, слепые, не видим их.
Николай Рерих
Ничто так не характерно для чуда, как невозможность объяснить его природу естественными причинами.
Жорж-Луи Бюффон
Есть только два способа прожить жизнь. Первый – будто чудес не существует. Второй – будто кругом одни чудеса.
Альберт Эйнштейн
ДЕНЬ КЛОНИЛСЯ к вечеру… Изнуряющая жара начала понемногу спадать. Анастасия довязала очередной сноп льна и бросила взгляд на работавших рядом девчат. Потемневшие от загара, возмужавшие за лето, они выглядели значительно повзрослевшими. Даже Фаина, зимой казавшаяся нескладным подростком, налилась телом, похорошела и догнала сверстниц по росту. Глядя на подруг, Анастасия озорно улыбнулась и, подмигнув Тамаре, заметила:
– Кто-то не верил, что мы сможем закончить работу до заката солнца…
– Отвяжись! – промокнув пот на лице, отмахнулась девушка.
– Что-то не слышу энтузиазма в голосе, – разогнув спину, усмехнулась Фаина, – надо понимать, что на танцы ты сегодня не идешь… – девушка поставила на землю сноп льна и окинула взглядом убранное поле.
– Гляньте, сколько льна мы убрали… – произнесла Настя и с гордостью посмотрела на одноклассниц.
«Какие они замечательные…» – подумала девушка. Она прекрасно понимала, что ни одна из подруг по возвращении домой не выкажет усталости, но будет слезно упрашивать родителей, чтоб они позволили хотя бы на часок сбегать на танцы. И как бы ни укоряли Анастасию родители, что рано ей ходить на вечеринки, все приводимые ими доводы казались девушке незначительными, а укоры – незаслуженными. Ощущение весны, проснувшееся в душе Насти, было настолько ярким, что замечание родителей, что мала еще, болью отзывалась в девичьем сердце. Да и откуда ей было знать, что наступившая юность будет быстротечной по причине суровости времени, в котором ей выпало жить? Как она могла считать себя маленькой, если прошедшей весной ей миновало четырнадцать, а работу по дому и в поле девушка выполняла наравне с матерью и другими сельскими женщинами? По причине того, что мать Анастасии не отличалась крепким здоровьем, забота о семье часто ложилась на хрупкие плечи девушки. Ее отчим, Степан Федорович Устиненко, был человеком степенным, работящим, но на ласку скупым – потому и росла девушка не по годам рассудительной и сдержанной.
Большеглазая, темноволосая, она, на первый взгляд, ничем не отличалась от сверстниц, но было в ней нечто – в выражении лица, жестах рук, горделивой осанке, что выделяло ее в их среде. Все, за что бы ни бралась Настя, спорилось в ее руках, выходило ловко и проворно, казалось, что ее маленькие изящные ручки способны творить настоящие чудеса, а редкая природная выносливость никак не сочеталась с внешней хрупкостью. Эти редкие качества девушки не остались незамеченными у односельчан.
Как-то вечером к Устиненко наведался сосед дед Антось и, застав Настю за уборкой дома, заметил матери:
– Помощница у тебя, Пелагея, хоть куда! Такая дочь – как клад, ее беречь надо, за что ни возьмется – все у нее ладно выходит, деревенские девчата за ней гонятся, она у них вроде командира: указывать не указывает, а они к слову ее прислушиваются. Чудно…
– Прав ты, Антось, дочка у меня – золото! Только какая судьба ее ждет? Сам знаешь, какое у меня здоровье… Кроме нее у меня еще Павлик да Светланка, те совсем малые дети, вот и получается, что Настя как старше, так у нее и забот больше…
– Лето, хвала Провидению, в этом году выдалось на славу! – заметил старик. – Мужикам хватило времени запастись кормами для скотины, да и у вас, я гляжу, урожай удался во славу. Утром в воскресенье видел, как вы с Настей шли с ведрами в сторону леса, а через некоторое время заприметил тебя у вас на подворье. Неужто ничего не собрали? Уж очень быстро вернулись…
