Они не доводили никого до слез
Два самых важных события в жизни человека – свадьба и похороны. В обоих случаях принято приглашать гостей, чтобы как можно больше людей засвидетельствовали: кое-каким имуществом распоряжается теперь кто-то другой.
Збинек Гоздава на своем веку повидал гораздо меньше свадеб, чем похорон, – такова уж наемничья доля. Не найдется во всей Берстони края, где не вспухла земля хоть одним знакомым курганом. Вот и сегодня во сне Збинек всю ночь напролет махал киркой, пытаясь целых сто человек – отборных, проверенных, своих – закопать на заснеженном пепелище.
На самом-то деле их хоронили победители – и он считал, что это вполне справедливо. Уже два года прошло, давно поросли травой могильные холмы – значит, и хрен с ними, с мертвыми. Пускай, конечно, снятся, если им так уж надо, но главное – Збинек остался в живых и намеревался нынче как следует эту радость прочувствовать.
Потянуться, например, для начала. Он треснул локтем по высоченному резному изголовью, а потом на всю спальню раздался хруст костей. Что поделать – не юноша он уже, гетман Гоздава. Ну и что с того? Все при нем: и новый отряд, и кровать эта в господской спальне славного замка Сааргет, и красивая женщина рядом…
– Хватит кряхтеть, – сказала она. – Вставай.
Его красивая женщина оказалась уже не рядом, а у большого письменного стола. Просматривая почту, она шнуровала платье, которое и платьем-то едва ли стоило звать: вместо юбок – длинные полы куртки поверх мужских штанов, но все с дорогущей вышивкой и нужными изгибами на бедрах и талии. Сплошь причудливые наряды шили для своей госпожи сааргетские батрачки, потому что она хотела носить именно такие. Ортрун Фретка всегда точно знала, чего хочет, и этим отличалась от большинства женщин.
– Да чтоб собаки загрызли этих слюнявых Верле! – громко выразила она теперешнее пожелание, сдув со стола одно из распечатанных писем. – Я позвала их на свадьбу, а они, видите ли, заболели.
Збинек усмехнулся. Ну да, и письмо пришло только сейчас – ужасная нерасторопность. Свадьба уже сегодня: пышная, шумная, даже драка будет, наверное, и выпивка польется рекой – как и положено в богатом землевладении, издавна знаменитом своими виноградниками. Здесь могло бы хватить имущества на десяток господских семей поскромнее, вроде слюнявых Верле, и измельчавших Корсахов, и даже проклятущих Тильбе, из которых вышел нынешний берстонский владыка. Что ж, теперь все они в длинном списке недругов Сааргета, значит, однажды дело до них дойдет.
Сегодня – свадьба. Такое хорошее, важное событие. Гоздава положил руки под голову и сказал:
– Ортрун Фретка, выходи за меня.
Завязывая на груди шнурки, она покосилась на него и вздохнула.
– Нет. Оставь меня в покое, Збинек. Не видишь, я занята.
Он тоже вздохнул. Сегодня в Сааргете не их, чужая свадьба. Однако гетман Гоздава сделал себе имя на том, что просто так не сдавался.
– Давай позовем Венжегу, – предложил он, – чтоб прямо сейчас нас поженил.
– Он твой старший хорунжий, а не старший родственник, – возразила Ортрун, внимательная к традициям, когда те оказывались ей полезны.
Збинек поморщился.
– Знаешь, где я видал своих родственников?
– Знаю. Я видала там Отто Тильбе вместе с его поздравлениями.
Ортрун с первого раза попала смятым листом бумаги в выглядывающий из-под кровати ночной горшок. Она все время ворчала, что ей не хватает меткости, когда, отложив любимую булаву, брала в руки лук или арбалет, но стреляла не хуже брата, которого владыка посмел поздравить с женитьбой.
Збинек почесал плечом щеку и уцепился взглядом за вмятину на стене – еще одно свидетельство меткости молодой госпожи.
– Ну что, зовем Венжегу?
Она, глотнув воды, посмотрела на него поверх кубка.