Улыбка на лице Джулии больше не могла его радовать. Шестнадцати лет от роду, она улыбалась так же мило, как когда только появилась на свет. Стефан смотрел на лицо дочери, застывшее в радостной гримасе и отчаянный вопль застрял у него в горле, так и не вырвавшись наружу.
После тяжелого рабочего дня на жаре, вечерний ветерок одарил Джулию долгожданной прохладой. Дочь, что пришла помочь в лавке, держала в руках кувшин с остатками молока, что отец не допил за день и ждала, пока он затворит все засовы. Старательно проверяя, что все замки и сундуки закрыты должным образом, он не слышал как к лавке подошли двое. Разобравшись с товаром, он вышел на улицу и видел только, как один из них возвращал за спину окровавленный двуручный меч. Кувшин выпал из рук Джулии и разбился, расплескав содержимое по мостовой и окрашивая ее в белый. Тело девушки повалилось на землю, а голова покатилась к ногам Стефана, и остановилась в метре от него. С земли на него смотрело жизнерадостное молодое лицо, что никогда больше не сможет удивиться, испугаться, заплакать.
Как через толстое стекло, до склонившегося над дочерью Стефана доносились глухие голоса и смех двоих парней.
– Видал, как я !? Одним махом под самый корень! Визгнуть не успела.
– С настоящим мечом ни черта бы у тебя не вышло. Он в три раза больше весит.
– А ты не завидуй. Сам кроме того, как дубиной махать, ничего не можешь.
– Чему завидовать-то? Нашелся герой. Мишаня вот на моих глазах троих одним ударом перерубил. И те еще в доспехах были.
– А чего ты меня с Мишаней сравниваешь? Ты с собой сравни; покажи, чего сам умеешь. То-то и оно, нечего тебе показать, только языком молоть горазд.
Занятые этой перепалкой, они дошли до перекрестка и скрылись за углом, так ни разу и не обернувшись на результат своих трудов.
Когда к Стефану вернулись силы, была уже глубокая ночь. Встав с колен, он двинулся вперед, не разбирая дороги. Ноги сами привели его в кабак. Внутри было пусто, только за столиком напротив в неестественной позе спал посетитель в грязной, но весьма недешевой одежде. В кабаке стоял крепкий хмельной дух, пол был усеян осколками кувшинов, деревянными обломками лавок и столов.
Стефан растолкал человека и попросил выпивки. Первый бокал осушил залпом, второй и третий постигла та же участь. Так он сидел до самого утра, пил, хмелел и иногда негромко всхлипывал.
Стефан не смог бы объяснить причину этих мыслей, но его никак не покидала странная уверенность в том, что завтра этот кошмар закончится. Стоит только быстрее закончить это страшное сегодня.
Часть I. Охотник за головами
Просыпаюсь от шума. Хозяин выпроваживает какого-то спятившего мужика. Тот упирается, распускает слюни и лопочет что-то нечленораздельное про свою дочь. Путем небольших усилий крепкий, выспавшийся хозяин вышвыривает доходягу за порог.
Утро – самая поганая часть дня. Мозг любезно подкидывает воспоминания о вчерашних свинствах. Ничего, зараза, не упускает, хоть бы малейшая деталь затерялась.
«Вот пожалуйста, ты в трактире нажираешься пивом и вином вперемешку». Ну, это еще не сама беда.
«Насмотрелся? А вот ты составил башню из грязной посуды и швыряешь в нее кружки». Городки, значится, решил затеять. Это что-то новое.
«Наскучило? Теперь смотри, как ты гонялся за бабами, норовя задрать им подол сарафана, ущипнуть за грудь или бедра». Эх, да был бы толк от этих баб.
«С этим закончили? Теперь вспоминай, как харкался в компанию за соседним столиком, затеял драку, а потом по очереди вышвырнул всех во двор». Да уж, ни за что мужики пострадали.
И ведь похмелья никакого, хотя вчера совсем лыка не вязал. Никогда я к этому не привыкну. Ежели бы как обычно, когда в голове гудит так, что не вспомнишь как маму родную зовут, тут уж было бы не до совести. И куда, спрашивается, она мне вперлась, эта совесть? Давно бы вырезать, как аппендикс, куда проще было бы жить.
