Пятница, 8 апреля 2022 года. Вечер
Нахабино, улица Институтская
Когда я учился в Питере, то не боялся. Вовсе не потому, что рос сильным и смелым. Просто не лез никто. Может, «город Ленина» и впрямь культурная столица?
А переехал в Москву, и началось…
С другой стороны, если подумать, сам виноват – надо было уступить тогда, не доводить до драки, но уж больно Жека с погонялом «Капо» выеживался, строил из себя мафиозного дона. Вот я и не сдержался, съездил по морде.
Я! Интеллигент вшивый, дрыщ конченный, опарыш розовый и прочая, и прочая, и прочая! Мог ли Женечка снести такое унижение от дрисливого задрота? Да еще на виду у всей шоблы?
Ответ отрицательный. И вот целую неделю «Капо» подкарауливает меня, чтобы отметелить или, хотя бы, поиздеваться вволю – сушит, так сказать, подмоченную репутацию.
А у рекомого задрота – особенная гордость. Он, видите ли, не желает домой возвращаться короткими перебежками, прячась и вздрагивая. Не-ет, как сойдет с электрички, так и шествует, будто на параде, всем гопам назло! И переезжать даже не думает. «Отступить? Ни за что!» Да ведь и в Нахабино я не просто так поселился – специально выбирал местечко, чтоб до работы быстрей. А в полицию заяву накатать? Ну, это же вообще моветон! Не по-пацански как-то…
Я кисло вздохнул. Пацан нашелся! Двадцать восемь придурку, а в нем всё детство играет. Инфантил…
Поежившись, я затянул «молнию» до самого ворота. Когда из редакции уходил, похолодало до плюс десяти. А вечереет уже, да и сыро. И ветерок зябкий порывами…
Темные призмы высоток, что выстроились вдоль Институтской, обсыпались желтыми искрами светящихся окон. Машины по улице шуровали сплошным потоком, то фарами слепя, то недобро калясь «стопами». А сверху наваливалась ночь…
– Эй! Ты чего так долго? – послышался глумливый басок «Капо». – Мы тебя уже заждались!
Я похолодел, ощущая тоскливую пустоту и липкие разливы страха. «Встречающие» вышли на свет, все четверо. Кряжистый, наголо бритый Борька. Тощий, жилистый Паха «Глузд» с ухмылкой типа «гы». Туповатый увалень по прозвищу «Слон», и мрачного вида «Дьяк». Эти двое ни разу ко мне не приставали, но и не вмешивались, курили в сторонке…
– Как же вы все достали! – неожиданно вырвалось у меня.
«Глузд» хихикнул, задирая брови, а «Капо», обминая губами сигаретину, лениво смазал кулаком, метя мне в челюсть. Я легко увел голову, и внезапно испытал некий внутренний взрыв – клокочущая ярость распирала изнутри, грозя разорвать в своем неистовстве. И тут же во мне родилось странное, пугающее ощущение чужого присутствия.
Описать это чувство вряд ли возможно. Мне вдруг показалось, что в мое тело вселился кто-то другой, сильный и умелый, а я просто мертвел от страха. Вскрикнул даже, но лишь задавленная хрипотца сорвалась с губ.
Сердце колотилось, как ненормальное, а меня всего, до отчаянья, до воя, захватывал накат безумия. Иное сознание теснило мое «Я», подавляя слабое трепыханье, но даже сквозь полуобморочный скулёж пробивалась ясность – чужой был добр.
И я, в момент наивысшего надрыва, перестал сопротивляться, мешать, метаться; притоптал ужас, как тлевшую траву. И мой кулак сжался, сокрушая челюсть «Капо». Сам хук прошел как бы мимо меня, уж слишком быстро изогнулась конечность. И тут же хлестко пробила нога, подсекая Женькино колено.
«Глузд» напал сзади. Мой локоть ударил за спину – грудину не проломил, но дыхание вышиб, а костяшки, продолжая движение, сломали Пахин нос.
«Слон», утробно мыча, решил вмешаться, и получил ногой в пах. Согнулся, болезный, хапая ртом воздух, а мое колено тут же расквасило ему губы. Могло бы и зубы в глотку вколотить, но зачем так-то, не пропорционально?
Я смутно помню жесткие подробности – моя трясущаяся натура жалась на грани потери себя. Лишь вспышки боли ошпаривали нервы. Нет, ответные удары не сыпались – это надрывались мои хлипкие мышцы, растягивались связки.
