Мама для Пиявки, или Дракона в мужья не предлагать

— Сколько за лепешку?

Я старалась не слишком жадно смотреть на выложенную на лотке румяную выпечку. Еще горячая, ароматная. В кошельке было всего три медных селя. Проще сказать: не было ничего. Но я уже сутки ничего не ела, если не считать горсти ягод борятника.

Продавец, рослый краснощекий детина в грязном фартуке, окинул меня подозрительным взглядом:

— Два селя.

Я сглотнула, давясь слюной, ткнула пальцем в крошечный пирожок:

— А это?

Он даже хохотнул:

— Четыре!

Надо думать, — пустая лепешка дешевле всего. На оставшийся сель я смогу купить разве что кружку воды. Желудок громко заурчал — запах был невыносимый. Как говаривал папенька: «Денег нет — и это не деньги». Лучше сдохнуть с голоду когда-нибудь потом, чем прямо сейчас.

Я протянула две монеты:

— Дай лепешку.

Продавец подцепил румяный круг деревянной палочкой. Я выхватила, словно боялась, что тот передумает. И тут же пошла прочь, торопливо осматриваясь. Лишь бы не нарваться на стражу. Жадно вдыхала аромат выпечки, не решаясь откусить. Но и делить это жалкое угощение было бессмысленно — половиной совсем не наемся, все равно, что не ела. Но, что имею — все мое! И сам демон Бушарад не отберет!

Казалось, все только и таращились на мою лепешку. Да я за нее прибью! Я свернула в узкую улочку, на которой было не так многолюдно. Приглядела укромный уголок под дырявым навесом у груды старых корзин. Уселась на каменный выступ, вытянула ноги, прислонилась к стене. Снова вдохнула аромат моей бесценной лепешки. Глянцевая, словно лакированная корочка просто сводила с ума. При одной мысли о том, как она хрустит, можно было захлебнуться слюной.

Я облизала губы, открыла, было, рот. Но, тут же, замерла, буквально шкурой чувствуя пристальный взгляд. Будто в меня иголкой тыкали. Я с опаской осмотрелась — не хватало только крыс этого жирного борова Фарвана — тогда я в полной заднице. К такому я точно не готова… Но все было спокойно. Редкие прохожие не обращали на меня никакого внимания, однако противное чувство не отпускало.

Я снова поднесла лепешку к губам. Но кусок буквально не лез в горло, точно за руки держали. И проклятой иголкой тыкали и тыкали. Я снова осмотрелась. Все та же тихая улочка, редкие прохожие, которым не было до меня никакого дела. Да и корзины загораживали меня от чужих глаз. Вдруг я застыла, заметив между этих самых корзин два огромных васильковых глаза, жадно впившихся в мою лепешку. Надо же, какие глазищи…

Ну, уж, нет!

Я спрятала лепешку в складках юбки. Мое — до последней крошки! Кто бы там не глядел! Поднялась и вышла из-под навеса. Придется искать другое место, иначе точно подавлюсь. Я дошла до конца улицы, нырнула в каменную арку. Поднялась по крутым ступенькам и свернула за угол в пустынный переулок. Но не отпускало мерзкое ощущение, будто ко мне привязали веревку, словно поводок. И чем дальше я отходила, тем сильнее она натягивалась.

Я прибавила шаг, прошла еще немного. Не выдержала, остановилась и обернулась. Этого только не хватало! Такие глазищи точно ни с чем не перепутать!

Посреди дороги стояла хорошенькая цыпляче-рыжая девчонка лет пяти. Лохматая, с непокрытой головой, чумазая. Но я даже издалека видела, что платье на ней стоило сумасшедших денег, хоть и было грязным. Ее семья, уж точно, не бедствовала. Так что, нечего на мою лепешку глазеть! Как только она угналась за мной своими маленькими ногами?

Я строго посмотрела на нее:

— А, ну, не ходи за мной! А то матери пожалуюсь! Иди домой!

Я тут же развернулась, дошла до конца переулка, свернула за угол и прибавила шаг. Главное, чтобы малявка не догнала. Вот привязалась! Как пиявка!

Но уже знакомое ощущение поводка наводило на определенные мысли… Я вышла на небольшую площадь с пересохшим фонтаном, обернулась. И уже даже не удивилась, обнаружив в нескольких шагах эту мелкую поганку. Бегает она быстро… Малявка снова таращилась на меня, хлопала огромными синими глазищами.