– Анна Руслановна, то, что вы сделали – было чистым безумием! Да
вас за это нужно не только с работы выпереть, но и лицензии лишить!
Сделать сложную операцию самой – немыслимо!
– А что, по-вашему, я должна была сделать? Дать ему умереть? –
стягиваю болтающуюся под подбородком маску и устало швыряю в урну.
– Мужчину привезли с огнестрельным ранением в грудь, он умирал, а
вас не было на рабочем месте!
– Открытый двусторонний пневмоторакс, разрыв межреберных
артерий… – заведущая хирургическим отделением, Татьяна
Валентиновна, в шоке перечитывает в который раз заключение. – Вы
хоть понимаете, что если бы пациент умер на хирургическом столе, вы
бы всех нас подвели под статью. Всех! И себя, и меня, и
анестезиолога. И Борису Ильичу бы досталось.
– Но ведь он не умер! Он жив и относительно хорошо себя
чувствует! Температуры нет, давление в норме… Татьяна Валентиновна,
поймите, у меня не было другого выбора, кроме как взяться за
это.
– Вы просто интерн, Аня, и то, что вы с отличием закончили
медицинский институт, не дает вам право самолично принимать такие
серьезные решения! Вы нас всех под монастырь подведете, ей Богу. Я
со всех вас спрошу, будете писать письменную объяснительную.
– Не мутите воду, прошу вас, никому не выгодно, чтобы это дошло
до департамента здравоохранения.
– И эти, господа боги… Ну ладно ты, несмышленыш с синдромом
спасателя, но Виталик! Какого черта он взялся ставить
анестезию!
– А по-вашему, мужчину нужно было оперировать наживую? Ну
Татьяна Валентиновна… – улыбаюсь. – Ну хватит ругать. Похвалили бы
уже ради разнообразия.
Заведующая цокает, хмурится, снова перечитывает заключение, но я
вижу, что она давно сменила гнев на милость и даже где-то
испытывает гордость.
– Теперь еще и с полицией возиться… Кто его подстрелил-то?
– Да какие-то разборки на промзоне, что-то не поделили. Не
уточняла.
– Просто девяностые какие-то, – снова цокает, а потом косится на
лежащий на столе мобильный. – Ладно, ты иди, я Борису Ильичу сейчас
звонить буду. Попробую как-то все сгладить… Но если "оттуда", –
указывает пальцем наверх, – узнают…
– Никто ничего не узнает, не волнуйтесь, – поднимаюсь с кресла.
– А домой мне уже можно? Я и так с ночной смены задержалась тут до
вечера.
– Иди, конечно, но утром сюда, будем следы заметать. И да, я
помню, что у тебя выходной. Но скажи спасибо, что я тебя отсюда не
выперла.
– Есть прийти с утра, – прикладываю ребро ладони к виску и иду
на выход.
– Анна Русланова, – доносится за спиной. Оборачиваюсь. – Ты
молодец. Спасла-таки мужика.
Киваю и выхожу из кабинета. Тут же меня встречает зареванная
женщина, рассыпаясь в благодарностях пытается даже упасть на
колени. Кое-как удается привести ее в чувства.
– Возьмите, это вам. За то, что Васю моего спасли. Возьмите, –
трясущимися руками пихает мне в руки пакет.
– Ну что! Заберите немедленно! – вручаю ей сверток обратно.
– Да там только конфеты. Прошу вас, пожалуйста!
– Спасибо, – сдаюсь, забирая пакет. – Но больше так не делайте.
Это просто моя работа.
Когда захожу в ординаторскую, коллеги встречают меня
аплодисментами.
– Поздравляю, с почином, – хлопает пробка шампанского, и густая
пена хлопьями падает на пол. – Ты молодец.
– Вы с ума сошли? А если кто-то увидит? – закрываю за собой
дверь.
– Да брось, мы по чуть же, смена наша все равно закончилась, –
протестует Виталик, наполняя чайные чашки. – Ругалась?
– Ругалась, – забираю из его рук чашку и ощущаю, как дрожат
руки.
– Ну и дура, что полезла. Спасибо скажи, что с работы не
выперли!
– Ал, ну че ты в самом деле, – хмурится Виталик. – Порадовалась
бы за коллегу. Или, может, ты завидуешь, что тебя к операциям все
никак не допускают, а у Аньки уже вон какая строчка в резюме.
