– Не надо мне ничего объяснять, – мне стало так обидно, что он все это время нагло мне врал, использовал Вадика для достижения своих целей. – Я сама все поняла. Убирайся вон!
– Наташ, – он еще пытается что-то говорить, но я не слушаю его.
– Вон, я сказала! – я готова сейчас просто выцарапать ему глаза только за то, что он дал мне надежду, что у меня все может быть хорошо.
– Доченька, – мама подскакивает и становится между нами. – Не надо так кричать. Детей напугаешь.
Морозов поднимает руки в примирительном жесте, разочарованно смотрит на меня, разворачивается и уходит, низко опустив голову.
– А теперь сюрприз для тебя, Вадик, – я беру его за руку и веду в детскую, где мирно посапывают мои мальчики.
Семигодов, заглянув сначала в одну кроватку, потом во вторую, разворачивается и с осуждением смотрит на меня.
– Могла бы как-то сообщить мне.
– Ты тут ни при чем, – решаю сразу открыть все карты.
– То есть как? Ты хочешь сказать…
– Да. Я тебе изменила, – не думала, что смогу это сказать, но сейчас я устала от всей этой неразберихи.
Вадим хватает меня за плечи и разворачивает к себе. Я вижу, что он злится. Да что там злится. Он просто в ярости.
– Вадим, прости меня, если сможешь, – я на мгновение замираю, как будто собираясь нырнуть в воду. – Тебе лучше уйти, – с облегчением вздыхаю, когда он выходит из детской.
Слезы сами собой капают на пеленки, которые я взялась гладить. Сейчас в этот момент мою грудь словно сдавили стальным обручем. Не могу дышать, не могу рыдать, ничего не могу. Но надо жить дальше, ради моих сыновей.
Внезапно с улицы до меня доносятся какие-то странные звуки. Потом раздаются крики и вой сигнализации машин, стоящих во дворе.
– Это мои дети и моя жена! – кричит Семигодов.
– Что-то я штампа в ее паспорте не видел! – отвечает Морозов. – Поэтому я со стопроцентной уверенностью заявляю, что дети мои, а Наташа скоро станет моей женой!
И уже кричат какие-то женщины, призывая успокоиться и прекратить драку. Кто-то грозится, вызвать полицию.
Выглянув в окно, я вижу, как эти двое мутузят друг друга, валяясь на газоне. Срываюсь и бегу что есть мочи.
– Наташа, что случилось? – спрашивает мама, отвлекаясь от очередных переговоров по телефону.
– Они сейчас друг друга поубивают! – кричу я из коридора. – Присмотри за детьми!
Когда я выбегаю во двор, Семогодова с Морозовым уже грузят в полицейскую машину.
– Подождите, подождите, – хватаю я за рукав, проходившего мимо представителя закона. – Скажите, а куда вы их?
– Это ваши? – он бросает на меня мимолетный взгляд.
– Мои, – киваю я.
– Тогда садитесь в машину, дадите показания.
Полицейский участок встречает гомоном сотрудников, снующих туда-сюда. Криками каких-то бомжей, сидящих в клетке. Именно в такой клетке сейчас находились Морозов и Семигодов.
– Скажите, а он у вас настоящий археолог? – задает вопросы уставший старший лейтенант, которому глубоко наплевать на все эти семейные разборки.
– Да. Он археолог, – киваю я. – Он столько открытий сделал. Его имя знают в научных кругах.
– А зачем вы это мне сейчас рассказываете? – вздыхает мужчина, тоскливо поглядывая на часы.
– Не знаю. Но в прошлый раз помогло, – пожимаю я плечами.
– Ааа, так он уже у нас привлекался? – старший лейтенант заметно оживился.
– Да, нет, что вы? – отмахиваюсь я. – И Саша, и Вадик из хороших семей. Они взрослые, интеллигентные люди. У них это на лицах написано.
– Хохломские узоры у них написаны на лицах, – ворчит страж порядка. – От уха до уха.
– Простите их, пожалуйста, – я складываю руки в молитвенном жесте. – Я оставила двух грудных детей на больную старушку. Дети без матери. Отец вон в камере.
– Ну, что вы так расстраиваетесь, – тон полицейского смягчается. – Разберемся и вернем детям отца. Кстати, кто из задержанных отец-то?
