С моим увольнением с завода всё случилось ровно так, как
предсказали карты. Из отпуска на заграничных югах вернулся директор. Мы
встретились в коридоре: он загоревший да посвежевший, с блеском в глазах, и я,
посеревшая от надоевшей рутины, погребённая под кучей никому не нужных бумаг. Поздоровалась
с ним и вместо царственного кивка — привычного в сторону мелкой сошки как я — услышала:
— Алисочка, а вы всё хорошеете и хорошеете. Прямо, м-м,
персик. И где были мои глаза раньше?
В дополнение к сомнительному комплименту мне, зажатой крупным
начальственным телом у стены коридора, достались масленый взгляд и рука,
тянущаяся куда не просили. Ойкнув, я выпустила папки из рук, и они — тяжеленные
— шлёпнулись директору под ноги, почти что на дорогие ботинки.
— А ты шалунья. — Шутливо погрозив пальцем, он отправился
дальше по коридору. Оставил после себя кучу разлетевшихся по полу бумаг и меня
в растрёпанных чувствах.
Кое-как собрав папки, я юркнула в кабинет с табличкой «Главный
технолог». Ни слова о случившемся начальнице не сказала.
Если жаловаться, то точно не той, которую чуть ли не в глаза
называют любовницей директора, за давностью лет — почти что казённой женой.
Человек она неплохой, душевный, но конкуренции, как мне говорили, не терпит.
Тех, на кого директор глаз положил, выживает безжалостно.
Завод у нас небольшой, трудится около четырёхсот человек. Молочное
производство, коллектив в основном женский. О маленьком происшествии в коридоре
к обеду уже знали все. И моя начальница — разумеется — тоже.
Она не стала ни в чём меня обвинять. Одарила острым взглядом
и только.
Сначала я думала как-то с ней объясниться, но, поразмыслив, тоже
решила молчать. Если она умная женщина, сама всё поймёт, а дуре всё равно
ничего не докажешь. Директор старше меня лет на двадцать, прочно женат и с
детьми — уже даже не школьниками. Отношения с ним для двадцатипятилетней
одинокой меня не просто не вариант, а настоящая катастрофа. Любая адекватная должна
понять, что инициатива не моя, и не со мной, а с ним сделать что-то.
Понимать-то она, может, и всё понимала, но ко мне заметно
охладела. Начала придираться, гонять по пустякам. А когда он к ней заглянул —
заулыбалась, и ни полслова.
Тем же вечером я сделала расклад на ситуацию, него и себя. Перевёрнутый
Дьявол, туз и пятёрка мечей, Башня, увенчанная тремя уточняющими десятками,
король жезлов и королева мечей хором заявили о ждущих меня неприятностях.
Шестёрка пентаклей и Звезда достались мне в качестве небольшого, нескорого, но утешения.
Мол, ничего не бойся, Алиса, с голоду не помрёшь. Работу потеряешь, тут без
шансов, но помощь к тебе рано или поздно придёт. А там и заветная мечта, может,
исполнится.
Всё ровно так и произошло. От встречи в коридоре до чётко
расставленных точек над «i» прошло меньше месяца.
Об отказе директору в, как он выразился, женской ласке я не
жалела ни доли мгновения. До последнего притворялась непроходимо наивной,
подыскивала работу, но тихо. Всё надеялась, он одумается, или начальница
подсуетится и как-то его на себя отвлечёт.
Надежды не оправдались, он не отстал и намёками не
ограничился.
На вечер пятницы назначил рабочее совещание, пригласили туда
из всех сотрудников только меня — технолога, причём младшего. Начальница, когда
узнала о том, кто, куда и кого вызывает, бросила в мою сторону всего один, но
какой взгляд.
Вот и пошла бы со мной в его кабинет, объяснилась бы с ним
вместо того, чтобы одну меня всей душой ненавидеть!
Это так, риторически. Никуда она, понятно, со мной не пошла.
Ни слова мне не сказала, трусливая с-с... Нет, я её понимаю. Она из тех, кто
загулявшего мужика простит и поймёт, к груди необъятной прижмёт. Ну а я из тех,
кто знают, что или будешь жёсткой, или сядут на шею.
