Лариса
— Ларка-а-а! — раздаётся требовательное базлание отчима. —
Лариска-а-а, где ты, заноза печени моей?
— Знаю я, твою занозу, — ворча себе под нос, откладываю учебник
и, откинувшись на пледе, сверлю взглядом балку сарая, щедро
оплетённую паутиной.
— Лариска-а-а, — не сдаётся отчим. — Вылазь, оглобля. Нам с
матерью на рынок надо.
— Вали, раз надо, — бубня под нос, встаю и, отряхнув сарафан от
соломинок, подхожу к лестнице.
— Вот ты где, — щурясь на солнце, ворчит отчим и, задрав голову,
загораживает глаза ладонью. — Прописать тебя на сеновале, что ли.
Чего ты там засела третий день как?
— К экзаменам готовлюсь так-то, — с издёвкой напоминаю и,
заметив привычно сальный взгляд, невольно одёргиваю юбку сарафана.
— Что за кипишь?
— Слазь давай. Сильно умная стала, — сплёвывая на землю, бурчит
отчим. — Нам с матерью на рынок надо, а ты с Серёжкой посидишь.
— Чего с собой не возьмёте? — делаю попытку откреститься от
надоевших обязанностей бессменной няньки. — Серёжа давно
просился.
— Некогда нам, — отрезал отчим. — слазь, а то мать орать придёт.
— А эту сирену потом хрен выключишь.
С тоской оглянувшись на расстеленный поверх сена плед и стопку
учебников, тяжко вздыхаю и начинаю спускаться по лестнице. Подойдя
к крыльцу дома, ловлю на себе наполненный укором мамин взгляд.
— Явилась, наконец-то, — ворчит она и, взяв сумку, упрекает: —
Итак опаздываем, а тебя не дозовешься.
— Ма-а-ам, — тяну виновато. — Я ж к экзамену готовлюсь, а
Серёжку могли бы с собой взять.
— Мне ещё к врачу надо, — поглаживая уже заметно выпирающий
живот, сообщает родительница. — Не до него там будет.
— Зачем на третьего тогда решилась? — огрызаюсь я. — Раз на
второго времени нет, не говоря уже обо мне.
— Не третьего, — поцокав языком, поправляет мама. — А второго.
Ты доня уже так-то взрослая.
— Ага, — насупившись, отзываюсь я. — В свои восемнадцать ещё
школу не закончила, а мои бывшие одноклассники уже на второй курс
все перевелись.
— Кто же тебе виноват? — выпаливает мать и, закусив губу,
отводит глаза.
— Напомнить тебе? — усмехаюсь я. — А ничего, что я после
девятого на второй год осталась, чтоб с Серёжей сидеть, пока вы с
дядей Васей воевали?
— Вспомнила тоже, — не теряясь, выпаливает мама. — Ничего
страшного. Месяц осталось и будешь с дипломом.
— А поступать когда? — кивнув на её живот, ставлю перед фактом.
— Тебе же рожать через пару месяцев. Учти, в этот раз я тебе не
помощница.
— Неблагодарная, — с упрёком тянет мать и более ласковым голосом
спрашивает: — Вот скажи мне, зачем тебе это высшее, а? Устроишься в
наше сельпо и всего делов. Шмотки и калоши продавать образования не
надо, а девчонки там и по двадцатке зарабатывают.
— Мам, ну какая двадцатка? — закатив глаза, выпаливаю я. — Я
программистом стать хочу.
— Глупости всё это, — шипит мама и, кивнув в неопределённом
направлении, напоминает: — Максим на тебя давно заглядывается. Шла
бы замуж и никуда ехать не надо и учёба эта…
— Ма-а-ам, — тяну раздражённо. — Мне ваш Макс и даром не
сдался.
— Тю-ю, — скрестив руки на груди, выдаёт с издёвкой. — С твоими
запросами вообще замуж не выйдешь. Чем он плох, а? Физрук, да ещё и
с квартирой. Чего нос воротишь?
— Вы, кажется, опаздываете? — меняя неприятную тему, напоминаю
я. — Вот и поезжайте. Где Серёжа?
— Больно языкастая стала, — покачав головой, констатирует мама
и, кивнув в сторону сада, добавляет: — В песочнице он. Покормить не
забудь.
— Хорошо, — раздражённо выдыхаю и иду искать брата.
Серёжа сосредоточенно елозит машинкой по песочным строениям
непонятного назначения и, разбрызгивая слюни, усиленно изображает
звук мотора. Брата я, конечно, люблю, но, когда он родился, а мама
с отчимом вступили в непримиримую войну из-за причины, которые
потом никто и не вспомнил, мне пришлось стать ему нянькой.