Основано на реальных событиях
*****
В один майский солнечный день в полоцкий детский дом зашел человек. Он шел, еле передвигая ноги, и было такое чувство, что даже легкий ветерок может сбить его с ног. Старичок тяжело облокачивался на палку, но шел уверенно, будто тысячи раз ступал по этому темному мрачному коридору. Никто не обращал на него внимания. Здесь его никто не помнил. В этом доме его могли узнать лишь стены, пропитанные вековой историей. Изменилось абсолютно все: уже тысячи раз были заменены его любимые обои, давно выбросили ярко красный ковер, бережно заделав вход плиткой. И только одна деталь не смогла ускользнуть от внимательных глаз старичка. Несмотря на то, как старательно бы ни заделывали стены и ни переклеивали обои, никому не удалось скрыть огромной дыры в стене, образовавшейся при попадании снаряда в далеком 1943 году. Детский дом словно пытался спрятать эти страшные страницы войны за плотным слоем обоев, но дыра проступала только сильней. И только она могла узнать нашего гостя.
Глаза старичка расширились, а лоб еще больше покрылся морщинами. Он явно пытался что-то вспомнить. И вот тяжелая старческая слеза скатилась по дряблой щеке, воспоминание так сильно задело его, что он пошатнулся, и, чтобы не потерять равновесие, тяжело облокотился о холодную стену.
Вдруг по коридору пробежал мальчик. Помещение преобразилось. В этом одиннадцатилетнем парнишке старичок запросто узнал себя. Старческая память очень интересно работает. Бывают эпизоды прошлого, которые пожилые люди помнят поминутно, но забывают, что случилось секунду назад. В нашем мозгу, оказывается, нет каких-то особых центров, отвечающих непосредственно за запоминание и хранение информации. За это несёт ответственность вся лимбическая система головного мозга в целом. Однако эмоции, некогда испытанные ребенком, сильные эмоции не дают забыть ни одну деталь, даже спустя больше семидесяти лет, поэтому он помнил все, до малейшей подробности, до каждого слова.
Маленький мальчик забежал за поворот коридора, и старичок последовал за ним. Он не торопился. Он знал, что мальчик скоро остановится около деревянной толстой двери. И белокурый мальчишка, действительно, остановился, как только услышал взволнованные голоса воспитателя детского дома, Михаила Савицкого и одной из воспитательниц.
– Я говорю Вам, что надо уходить отсюда. Я выкроил время, – слышался мужской голос.
Мальчик нахмурил лоб и стал похож на маленького взрослого. Да, война не делит людей на взрослых и детей. Для нее равны все, а поэтому здесь все были взрослыми.
– Нельзя терять ни секунды. Я не позволю отдать моих воспитанников этим бессердечным врагам.
– Но, Михаил Сергеевич, – послышался нежный голос воспитательницы, любимой воспитательницы мальчика, – у Вас есть план?
За дверью тяжело зашагал директор детского дома.
– Мы будем эвакуировать детей. Мы обязаны это сделать. Как только я узнал, что немцы намерены использовать наших ребят как доноров для своих солдат, то сразу мне пришла в голову мысль: я договорился с немецким командованием, что детей надо подлечить в деревне. Какие же доноры из слабых голодных ребят?! Жестокая логика сработала, и немецкое командование согласилось с моим аргументом. Они дали согласие на то, чтобы мы перевели наших воспитанников в деревню Бельчицы, там у них сильнейший немецкий гарнизон. Они уверены, что держат нас в кулаке. Хотят дождаться, пока дети там окрепнут. А потом уже использовать их, но мы не допустим этого. Под покровом ночи отправимся в партизанский тыл. Я уже договорился с партизанами, они заберут нас отсюда. Помогут скрыться в лесу, летчики прикроют с воздуха. Пока до немцев дойдет, что мы отправились совершенно в другом направлении, мы успеем скрыться.
