Кандидат технических наук Маханов Николай Иванович в строгом черном костюме в полоску, белой, уже несвежей рубашке без галстука, который он снял еще в Москве, когда садился в поезд, вышел в тамбур с небольшим чемоданом в руках. Здесь, по крайней мере, было немного прохладней. И не был слышен плач ребенка, что капризничал от самого Киева. Мать, как ни старалась успокоить его – не получалось.
У Маханова не было детей. Да и женился он только два месяца назад. Представив, что и его в будущем ждет такое же счастье, Николай Иванович передернул плечами. Здесь, в тамбуре, не было слышно и двух мужиков, которые сели в поезд на прошлой станции и увлеченно пили самогон, сваренный, судя по запаху, из рубероида. Но их он устраивал, и мужики делали перерыв только на короткие промежутки, во время которых с неудержимой и даже открытой агрессией обсуждали подлость какого-то Ивана.
Женщина, сидевшая у окна напротив, попыталась сделать им замечание, но мужики так глянули на нее, что она посчитала за лучшее отвернуться и прикусить язык, что, впрочем, от нее и требовалось. И вообще, находясь в пути вот уже сутки, с четырехчасовой остановкой в Киеве, Маханов устал. Настроение – и так хуже некуда, а тут еще соседи. И каких только в дороге не встретишь! Хотя, следует признать, что большинство из них – нормальные советские люди. Но, как говорится, «в семье не без урода».
Он достал пачку «Казбека», прикурил и с удовольствием затянулся. Посмотрел на часы – «Кировские» были роскошью даже в Москве. В основном в ходу были карманные. Стрелки показывали 21:37. Это означало, что в город, если поезд не опаздывает, он приедет через тринадцать минут.
За окном простучал мост над рекой, следовательно, поезд не опаздывает. От моста до вокзала как раз где-то минут пятнадцать. Сразу за мостом пошли небольшие хаты пригородных поселков.
В тамбур вышел еще один мужчина постарше Маханова, но ненамного, также, как Николай Иванович, в костюме и при галстуке. Странно, но Маханов за четыре с половиной часа пути от Киева ни разу его не видел. Или он выходил курить в другой тамбур? Этот тоже достал папиросу «Казбек», прикурил. Посмотрел сначала на Николая Ивановича, потом за окно:
– Кажется, подъезжаем?
Он ни к кому не обращался, просто высказал предположение, но в тамбуре они были вдвоем, и поэтому Маханов счел нужным ответить:
– Да, до станции меньше десяти минут.
– В командировку? – спросил мужчина и тут же поправился: – Извините, разрешите представиться – Агеев Александр Владимирович.
Не хотел Маханов вступать в разговор, но пришлось.
– Очень приятно. Маханов Николай Иванович. Нет, я еду не в командировку, а домой.
– А я в командировку, будь она неладна, еще раз извините, вы живете в городе?
– Нет, я живу в Москве, еду на свою родину, в Олевский район, слышали о таком?
Странно, но Агеев располагал людей к откровенности во время разговора. Качество, которым обладают немногие.
Он отрицательно покачал головой:
– К сожалению, нет, да и в город я по служебным делам.
– Вы… военный? – спросил Маханов.
– Да, а как вы узнали?
– По внешнему виду.
– Часто общаетесь с военными? Или… нет, вы на офицера не похожи.
– Благодарю за комплимент.
– Я не хотел вас обидеть.
Маханов вздохнул:
– Какие могут быть обиды, Александр Владимирович. Да, мне приходится часто общаться с военными, по роду так сказать, работы, но… это касается только меня.
Агеев улыбнулся:
– Бдительность превыше всего?
– А разве не об этом нам напоминают плакаты на каждом углу?
– Вы правы. Давайте, попробую отгадать, почему вы едете домой. Вы в отпуске, так?
– Да.
– Счастливый человек! А мне в отпуск – в декабре, и то, если отпустят.
– Я бы многое отдал, чтобы не ездить в этот отпуск, – проговорил Маханов, закуривая вторую папиросу.
