В ночной тишине звук автомобильного двигателя слышен издали. Самое время отойти ко сну, костер отгорел, последняя искра улетела в темно синее небо и вдруг этот проклятый шум. Саша Бобрик уже сходил к мотоциклу вытащил из сумки, пристегнутой к седлу, протертое покрывало. Расстелил его, вытянулся на спине, подложив под голову кожаную куртку и скрестив руки на груди.
Сейчас, когда все пиво выпито, от костра остался только теплый пепел, самое время рассказать душераздирающую байку, например, о мертвом мотоциклисте, который ночами ездит по пустошам и отравленной ядом железной пикой протыкает путников, которые сдуру заночевали в поле. Конечно, это лишь глупая байка, но Петьке Гудкову и такая ахинея может испортить сон. Он слишком впечатлительный.
– Слышь, а ты историю о мертвом мотоциклисте знаешь?
– Пошел ты со своими историями, – Петька зашевелился в своем спальнике, расстегнул молнию, потому что летней ночью в этой постели можно сдохнуть от жары. – Прошлый раз ты травил какую-то хреномудию про блуждающие огни. Теперь дохлый мотоциклист появился. Это бодяга для детей или дебилов.
– Ну, это как сказать, – загадочно усмехнулся Сашка.
Шум автомобиля сделался ближе, но Бобрик не обращал на него внимания. Он чувствовал кожей тепло, накопившееся в земле за долгий жаркий день, и наблюдал за бледным месяцем, выплывшим из-за облака. Если поднять палец, совместив его с острыми краями месяца, получится буква Р, значит, ночное светило растет, через три недели превратится в полную луну. Если получится буковка С, значит, луна стареет.
Закончить астрономические эксперименты помешал Петя Гудков. Он заворочался на своем спальнике и сказал:
– Мерседес идет.
– С чего ты решил, что именно мерс?
– Потому что всю жизнь, сколько себя помню, копаюсь в автомобильных движках, – Гудкову захотелось немного пошевелить языком. – В армии служил в автомобильном батальоне. Работал на автосервисе. А потом в гараже страховой компании. Теперь опустился до водителя персональщика. И вот катаю задницу одного кренделя, вице-президента коммерческого банка. И мерс узнаю с закрытыми глазами. Тачка где-то рядом.
– Не глухой, слышу. Но мы, тоже, между прочим, не на дороге лежим. Нас не переедет.
– И чего им не спится? – проворчал Гудков. – Четверть часа назад одна машина прошла, теперь вторая. Кажется, по этому проселку лет сто никто не ездил. А тут, блин, по ночам такое движение.
Грунтовая дорога проходила внизу, по дну глубокого оврага, чтобы посмотреть, что за машина среди ночи колесит по округе, надо встать и прошагать метров двадцать до того места, где начинается откос. Звук двигателя сделался еще ближе, теперь слышно, как из-под покрышек вылетают мелкие камушки. Бобрик сел и, нашарив в сумке мятую пачку сигарет, закурил. Невидимая машина проехала мимо, снова наступила тишина. Бобрик смолил сигарету, наблюдая, как в темные окна постройки, стоявший в ста пятидесяти метрах выше по склону, засветились тусклым оранжевым светом, будто кто-то зажег фитиль керосиновой лампы или фонарь с дохлыми батарейками. Свет мерцал, кажется, готовый погаснуть. Травить страшные байки почему-то расхотелось, сон как рукой сняло.
Саша вертел головой из стороны в сторону, рассматривая местность. Впереди и справа неровное поле, уходящее вниз, упиралось в жидкие лесопосадки. Слева склон оврага, наверху какое-то обветшавшее строение, напоминавшее то ли брошенный коровник, то ли сенной сарай. Бобрик рассмотрел постройку еще при свете солнца. Облупившаяся штукатурка стен обнажила серый силикатный кирпич, ржавые створки ворот едва держатся на петлях, окна выломаны, куски листового железа с крыши, видно, растащили по дворам жители ближайшей деревни. Удивительно, что сам сарай на кирпичи не разобрали.
