Виен, столица Астурии. Особняк семейства
Бастельеро-Хаас
Людвиг
– Людвиг, завтра ты женишься.
Ее светлость Эмма Бастельеро-Хаас, вдовствующая кронпринцесса и
по ужасному попущению небес матушка Людвига, ласково улыбнулась и
легким движением брови велела горничной наливать чай. В четыре часа
пополудни ее светлость всегда пила хмирский чай с крохотными
безе.
– Я уже был женат, матушка, если вы забыли, – Людвиг смерил
горничную и безвкусный чай холодным взглядом. Угловатая и отчаянно
некрасивая девица вздрогнула и едва не пролила кипяток.
Ее светлость вдовствующая кронпринцесса улыбнулась еще
ласковее.
– Дорогой мой, не упрямься. Я знаю, что делаю. Сам Удав, сын
Тигра, составил твой гороскоп. Ты даже не представляешь, во что мне
это обошлось! И все ради тебя, неблагодарный ты сын. – Она на миг
прижала к сухим глазам кружевной платочек.
– Мне не нужен гороскоп, матушка. Сколько раз я говорил вам, что
не верю в это шарлатанство! И жениться не собираюсь.
– Не спорь со мной! На этот раз все получится. Сын Тигра обещал,
что она снимет проклятие! Ради тебя я… – ее светлость вздохнула и
отпила чай из чашечки костяного фарфора.
– Я ценю вашу заботу, матушка. Но...
– Молчи! – перебила ее светлость, звякая чашечкой о блюдечко;
Людвиг с трудом удержался, чтобы не поморщиться от дребезжащего
диссонанса. – Материнское сердце скоро разорвется от горя и
безысходности! А ты… Ты был таким красивым милым мальчиком, а
теперь... теперь ты монстр. Но я избавлю тебя от этого несчастья!
Не будь я Эмма Катарина Бастельеро-Хаас!
– Нет, матушка!
– Герцог Людвиг Пауль Бастельеро! Вы женитесь на мефрау Амалии
Вебер!
– На этой змее?.. – не веря своим ушам, переспросил Людвиг и
спрятал зачесавшиеся руки под стол. Жаль, что не мог спрятаться
целиком, вся кожа нестерпимо зудела. – Матушка, ни за что!..
Ее светлость сделала вид, что ничего не услышала. И, разумеется,
не заметила тонких чешуек, проступивших на коже единственного сына.
Она никогда не замечала столь неприличных, неподобающих аристократу
вещей.
– Женитесь и снимите клеймо позора с нашей семьи!.. – продолжала
она, позабыв о стынущем чае. – Из-за вашей порченой крови ваши
сестры не могут найти приличную партию, из-за вас скончался мой
драгоценный супруг. Из-за вас!.. – в качестве последнего довода ее
светлость уронила прозрачную слезинку аккурат на кружевной
платочек, прижала этот платочек к сердцу и взглянула на Людвига
глазами раненой лани.
Людвиг сжал кулаки. Под столом. Он мог бы многое сказать о
смерти драгоценного супруга ее светлости, собственного непутевого
папеньки. К примеру, что в его возрасте кутить сразу с двумя юными
танцовщицами кордебалета – непозволительная роскошь, особенно после
трех бутылок красного. Сердце не выдержало собственного распутства,
а не сыновнего позора.
Но промолчал. Не стоит сильнее расстраивать матушку, а то в
самом деле сляжет с мигренью или того хуже. В матушкиных болезнях
Людвиг не разбирался, но лейб-медик утверждал, что любое серьезное
потрясение может убить ее светлость, ее здоровье и так подорвано
потерей супруга, – и ее светлость напоминала об этом неблагодарному
сыну при каждой попытке отстоять свое мнение впрямую. Так что
Людвиг давно и в совершенстве освоил тактику маневрирования и
уклонения.
– Вы же знаете, матушка, быть моей женой – опасно для жизни. –
«Я же убью эту приторную гадюку, едва мы останемся наедине! Или
вообще во время церемонии!» – Вы же не хотите для племянницы вашей
дорогой подруги безвременной смерти.
– Пустое! – отмахнулась ее светлость; Людвиг готов был ставить
свой новейший лабораторный увеличитель против шаманского бубна, что
матушке совершенно все равно, что станется с его женой, лишь бы
сделала то, что от нее требуется. – Вы поженитесь, она снимет с
тебя проклятье, и у вас будет прекрасная семья! Тебе давно пора
обзавестись наследником, иначе твои сестры…
