Под хмурым сводом ноября могучий лес играл безлистыми ветвями, пел, будто плачем зазывал в свои осиротелые угодья. Трава хрустела предсонными пучками, мертвела в мерзлой дымке, курящейся над почвой. Земля то горбилась, то утопала в слякотной низине, преклоняясь древнему холму – горе Шутовой. На ее пике высилась шапка из бесовских монолитов, овеянная сырью и скрытая за осенней тенью. Пестрые ото мха камни смотрели вглубь зарослей, опечаленных прошлым. Городище таило загадку, омытую кровью и обласканную смрадом человеческих жертв. Оно колыхалось под натиском боли, страдало, но дышало – жило.
Глухую тишь пронзил далекий гул автомобиля, вскоре замолчавшего. Две дверцы хлопнули почти в унисон, затем раздался басистый говор, насытивший местность. Подошвы ботинок ступали на хилый чернозем, вминали в грязь пожухлую листву. Через миг среди оголенных ветрами деревьев городищу явились две фигуры.
– Где их убили? – поинтересовался один из гостей.
– Спросил у мертвого здоровья, – ответил другой и, опустив длинную ветку, прошел вперед. – Я, Вадь, как и ты, здесь впервые. – Мужчина скрылся в роще, что с каждым метром становилась менее проходимой.
– Гриш, а начальник что говорил? – спросил Вадим.
– Ты Жидова не знаешь? – отозвался Гриша. – Как обычно. Езжай туда, сам не знаю куда.
Они миновали густой пролесок и как по команде взглянули наверх, куда уходила незаметная тропа. За мостиком через неширокую речку, что с белой пеной собиралась под настилом из двух коричневых брусьев, начинался резкий подъем. Деревянная лестница, ведущая к вершине городища, выглядела искалеченной временем, выщербленной, а некоторые доски и вовсе были переломаны. Гриша с пресным лицом посмотрел на лестницу и произнес:
– В этот раз старшина ничего мне не доложил. Сказал только, чтобы без трупа не возвращались.
– Где же мы ему труп отыщем? – усмехнулся Вадим и кивнул на укладистую верхушку невысокой горы, подъем на которую сопровождали архаичные глыбы неестественно прямоугольных форм. – Полезем наверх?
Гриша посмотрел по сторонам и будто просканировал каждый метр поросшей земли. Затем, не сказав ни слова, последовал направо, не отводя глаз от едва зримых сломанных тростинок. Он ищейкой чуть ли не пронюхивал путь перед собой, пока не набрел на неширокую прогалину, в центре которой среди ковра из желтых листьев поблескивал странный предмет. Вадим обошел Гришу, взглянул под ноги товарища и, подавляя в себе смех, произнес:
– Ну, молодец! Звезду получишь за пустую банку из-под пива.
– Смешно?! – разгорячился Гриша. – А это, между прочим, вещественное доказательство.
– Не факт, что ее оставила одна из жертв, – похлопал его по плечу Вадим. – Знаешь, сколько таких вещдоков с похмелья оставляют грибники?
– Но нельзя отрицать, что начало поискам положено, – подхватил Гриша.
– А толку?
– Зуб даю, что мы здесь что-то найдем! – разразился Гриша.
– А такой зуб отдал бы? – спросил Вадим и разинул рот.
– Пф, золотыми зубами сегодня никого не удивишь, – отчеканил Гриша. – Сейчас все ставят керамику. Вот где деньги.
– А мне нравится, – улыбнулся Вадим, сверкнув коронкой. – В этом есть изюминка.
– И носи на здоровье, – Гриша добродушно улыбнулся и добавил: – Никого не слушай… и даже меня!
– Жидов как раз приказал тебя слушать. Что там с трупами? Какой у нас план?
– Вернемся в городище и осмотримся с вершины, – ответил Гриша и без раздумья пошагал обратно.
– Поддерживаю, – подхватил Вадим и направился к ближайшим кустам. – Я только отойду по нужде.
Гриша покинул заросли рябины, вернулся к холму и поднялся по хилым дощатым ступеням на его верхушку. Изучая плоскую возвышенность среди бескрайнего леса, он все глубже окунался в странное чувство. Громоздкие валуны, казавшиеся чем-то инородным в этих спокойных древесных местах, ввергали сознание в легкое недоумение. Поросшие мхом камни своей формой напоминали части оккультного места. Они были разбросаны, словно оставлены второпях, в каждом из них имелись необыкновенные углубления, высеченные в запредельной древности. Некоторые камни были испещрены отверстиями, как углублениями от пальцев в глиняных скульптурах. За колышущимися на ветру хвостами папоротника, свисающего с твердых пород, виднелись тоненькие полосы воды, что вычерчивали на камнях темные дорожки до самой земли.