– Я беременна! Слышишь?! Я беременна!
Разбудила, прыгнула в постель, тормошит:
– Две полоски! Я беременна!
Он трет глаза. Фокусируется. Две красные полоски. Как на австрийском флаге. Или двоится спросонья? В самом деле – две. Целует ее бархатный нос, щеки, лоб, колющие ресницами глаза, мягкие белые волосы.
– Какое счастье!
А что еще сказать? И вправду счастье.
По ту сторону жалюзи просыпается город. Потягивается, ворочается, зевает, фыркает в умывальниках, тяжело дышит на утренней пробежке, хрустит тостами, глотает витаминные смеси, шумит яхтенными моторами, стрекочет электропилой садовника.
– А это что? – Она указывает на спинку новой кровати, обтянутую серой тканью, на то место, куда по ночам упирается его голова. Там пятно.
– Жир! Ты выделяешь жир! – разоблачает она.
– Зато не надо мазаться кремом по сто раз в день…
– Ты прямо курица гриль! – хохочет она. – У меня будет ребеночек от курицы гриль, такой же хорошенький и жирненький!
Блондинка была киноактрисой, которая в последние годы все меньше снималась и все больше времени отдавала благотворительному фонду, который основала несколько лет назад. Она собирала деньги на сложные операции для детей. Такие операции должны проводиться бесплатно, но больницы по разным причинам отказывают пациентам: не хватает лекарств, оборудования и специалистов. Карьера у блондинки как раз забуксовала, и тут Курица подал идею, что, пока она еще известна, можно организовать благотворительный фонд. Предмет приложения своей доброты долго искать не стали – решили спасать детей. Детей спасать приятно, да и деньги на детей дают охотнее.
Дела пошли лучше, чем можно было предположить. Отзывчивых добряков нашлось предостаточно. Сотням обреченных малышей подарили новую жизнь. Вскоре и государство обратило внимание на фонд и взялось за его поддержку. Блондинка стремительно набирала социальный вес, ее уже называли не актрисой, а общественным деятелем. Вручили Премию президента. Новых ролей предлагали так много, что она могла выбирать самые лучшие.
Вместе с почитанием пришло и материальное благополучие. Разумеется, она не присваивала пожертвования, но от гонораров не отказывалась. Купив уютную квартирку в Майами, ведь в России, при всей любви к ней, холодно и непонятно, что будет, блондинка стала проводить все свои отпуска за океаном в компании Курицы, отдыхая от благих дел, журналистов и почитателей, набираясь сил для того, чтобы по возвращении изливать на российских сирот новые потоки добра и радовать поклонников очередными перевоплощениями. Да и в чужой земле ей не требовалось прибедняться, маскировать молодого мужа, известность и достаток от подруженек, невыдающихся вертихвосток-актрис, которые вдруг обнаружили себя едва обеспеченными тетками за сорок, покинутыми спонсорами, вернувшимися в обветшавшие конурки своего детства с маразматическими предками за стенкой. И если раньше они отвечали на ее звонки изредка и всегда высокомерно, то в последнее время она не знала, куда от них спрятаться: ту пристрой, эту познакомь, этой одолжи.
Курица бывал здесь чаще, изводил холсты и картоны, покрывая белоснежные грунтованные поверхности изображениями голых женщин. Он искал свой стиль, который годами ускользал от него. Надеялся, что вдалеке от привычных мест сможет словить долгожданное откровение. Он бродил по линованному городу вдоль вечно цветущих изгородей и кубических белых домов. Пялился на витрины, совался в пылающие неоном топки кабаков, где за десятку можно было получить коктейль или ленивые покачивания голых латинских бедер. Насыщался ощущениями этого некультурного, вульгарного, лишенного истории города, как насыщается соками виноград, питаясь скудной, неплодородной почвой. Он верил в традиционные жанры изобразительного искусства и одновременно завидовал художникам, которых называли «современными» и «актуальными». Художники эти то черепа драгметаллами украсят, то из мумифицированных человеческих тел скульптурную композицию составят, то половой хер сорокаметровый на разводном мосту нарисуют так, чтобы, когда мост поднимут, рисунок вздыбился над городом.
