Анна ничего не могла с собой поделать, но всякий раз, встречаясь с зелеными, совсем как у рыси, глазами режиссера, ее начинала бить мелкая дрожь. И с этой секунды она уже не могла играть нормально, реплики и жесты выходили топорными и неестественными. Это было сродни наваждению, но избавиться от него у нее не получалось. Вот и сейчас все происходило по знакомому сценарию.
– Ты играешь в профессиональном театре или в любительском кружке при ЖЭКе! – заорал из зала режиссер. – Что это за реплика? Кто так говорит. Тебе только служанок играть со словами: «Кушать подано». Давай еще раз. Не получится, передам роль. Так и знай, Анна. Желающих достаточно.
Анна с ненавистью посмотрела на Рагозина. В мире нет человека, которого она ненавидит больше, чем его. Все ее несчастья идут только от него. Будь в театре другой режиссер, она давно бы была на первых ролях.
– Что ты ждешь? У нас время идет! – снова закричал Рагозин.
Анна повторила сцену, чувствуя и душой и телом, что и на этот раз получилось ничуть не лучше. И она уже знала, что не получится до тех пор, пока не освободится от гипноза этого человека. А вот как это сделать, она не представляет. С каким бы удовольствием ушла бы из театра, уехала из города. Да никто ее никуда не зовет.
– Ну, вот что, эту роль я у тебя отбираю, – взревел разгневанный режиссер. – Иди в зал и смотри, как надо играть. – Рагозин по очереди стал буравить взглядом нескольких совсем молоденьких актрис, которые пришли в театр в этом году.
– Ольга Котова, а ну выходи на сцену. Текст знаешь?
Ольга Котова, сияя, как самовар, от счастья вскочила со своего места.
– Отлично знаю, Роман Анатольевич.
– Тогда к станку.
Начинающая актриса заняла место на сцене, а Анна спустилась вниз. Никогда она не ощущала себя такой старой и потерянной. Она тяжело опустилась на кресло рядом со своей подругой Еленой Смольской. Та осуждающе посмотрела на нее.
– Ты с ума сошла, зачем ты это устроила. Теперь ты окончательно тут ничего не получишь, – прошептала Смольская.
– Ненавижу этого бегемота, – также шепотом ответила Анна. – Когда он смотрит на меня, во мне все цепенеет. Я ничего не могу делать.
– Сама виновата в такой ситуации. Еще полгода назад он готов был для тебя сделать все, что ты пожелаешь.
– Да, ты права, но только при одном условии: если я стану удовлетворять его похоть.
– И кто же тебе помешал заняться таким благородным деянием?
– Его жирный живот. Ненавижу мужиков с отвисающими животами. Никогда с ними не кончу.
– А тебе и не надо было кончать, других что ли мало, с кем это можно благополучно делать. Тебе было надо, чтобы кончал он. И тогда на всех афишах в первой строке было напечатана: главную роль в спектакле играет артистка Анна Чеславина. А теперь ты и в общей список не попадешь. Если дело так пойдет, дождешься, когда он тебя выставит из театра.
– Что же делать? – растерянно пробормотала Анна. – Даже если бы я согласилась стать наложницей этого борова, он бы отказался. Вон видишь, как его бесстыжие глазенки трахают эту Котову.
– Вижу. И если она не дура, то этот день закончится для нее в его постели. А где закончится твой?
Анна посмотрела на Смольскую. Да, они подруги уже много лет, вместе учились в театральном училище, вместе начинали работать в этом гребаном театре. Но если она, Анна, окончательно загубила здесь свою репутацию, пользуется славой едва ли не первой скандалисткой, то Лена не спеша, но систематически укрепляет свои позиции. И если бы Рагозин предложил ей переспать с ним, она бы и мгновения не колебалась. А вот она, Анна, не такая.
Анне стало так горько, что захотелось плакать. Но если уж это делать, то там, где никто не видит.
