Экзамены мне всё-таки дали сдать, вместе со всеми одноклассниками, теперь уже бывшими, изрядно вымотав перед этим нервы и мне, и родителям. Были бессонные ночи, валерьянка, слёзы, вызовы на педсовет и в ГОРОНО, бесчисленные справки и начальственные кабинеты с клонированными советскими чиновниками.
Толстые, тонкие, с шевелюрами и залысинами, с очками и без, все они шли в комплекте с незримой, но явственной печатью ГОСТа в душе, если она, душа, у них вообще есть. Любой советский обыватель смог бы опознать в них чиновников – хоть в бане, хоть на рыбалке, да и наверное – в гробу.
Сложно объяснить это словами, но по тому, как они одеваются, по костюмам от фабрики «Большевичка» или из 200-й секции ГУМа, по часам и запонкам, папиросам и пепельнице на столе, поведению секретарши в приёмной и массивности двери в кабинете, можно без особого труда разложить их по папочкам. Согласно должности, стажу и реальному влиянию в организации, и конечно же – согласно влиянию организации в колоде советских бюрократических структур.
Выражения лиц у них такие же, ранжированные. Вроде бы, если не присматриваться особо, то один постоянно шутит, второй, мелкий клерк, сидит с видом Атланта, на сутулых плечах которого держится всё Советское Государство, но нет!
Выражения лиц у них согласно должности, а все эти улыбки и морщины будто натянуты на выданную кладовщиком костяную маску. Независимо от внешности, улыбчивости и морщинистости, маска эта всегда проступает через натянутое поверх неё человеческое «Я».
Чёрт его знает… но я столько намотался по кабинетам, столько насиделся в приёмных, не имея ни малейшей возможности занять себя хоть чем-то полезным, что волей-неволей занялся физиогномикой, небезуспешно пытаясь пристегнуть к ней психологию. Насмотрелся, наслушался и проникся – до тошноты, до ненависти, до ледяного безразличия и обесчеловечивания чиновников.
Не люди, а функции. Программы, когда – до сих, человечность, потом – человекообразность.
Брызги информации сверху, долетавших до нас в виде редких оговорок, намёков и слухов, в искажённом виде доносящихся через знакомых, говорили о том, что вся эта история, болезненная для меня и родителей, только часть Большой Игры. Не знаю, как назвать номенклатурные игры советской бюрократии, когда устраивают провокации и подставы соперникам, и часто – опосредованно.
Вот и я… опосредованно. Кто-то там, не слишком высоко, но всё ж таки наверху, решил сыграть на сионизме, воспользовавшись вниманием Государства к проблеме евреев и Израиля.
Всё это оказалось раздуто, искажено и…
… перехвачено.
Кто именно, сказать почти невозможно, брызги противоречивы, а клубок интриг так велик и запутан, что концов и не найти, по крайней мере – не нам. Понятно только, что вся эта нелепая история с молодёжной сионистской организацией в школе, это только малая, а вернее даже – ничтожно малая часть интриги.
Сионизм наш, к слову, тоже замяли, но как водится в Союзе – не до конца. Где-то там, в пыльных шкафах и головах, хранятся личные дела всех участников, и буде придёт такая нужда, папочки достанут и сдуют с них пыль.
Потому и ненавижу! Потому что мы для них – винтики, а наши судьбы – смазка Государственного Механизма, уродливого и безжалостного Молоха, в котором всё приносится в жертву невидимому триединому богу Коммунизма.
Страна-секта, в которой нет прав и свобод, кроме права жить так, как предписывает Партия, и свободы умереть, если тебе это не нравится.
Страна, в которой идеология – это догма, не подлежащая пересмотру, и если действительность вступает в противоречие с идеологией, то тем хуже для действительности!
Страна с личной ответственностью Личности перед Государством, и коллективной безответственностью Государства перед Личностью, в которой ты с рождения – должен.
