– Э-эй! Да стой же ты! Погоди! Куда ты бежишь! Дурень, остановись, я тебя спросить хочу!
Но крестьянин, бросив прямо на тропинке в кучу большую вязанку хвороста улепётывал со всех ног, мелькая среди тёмных стволов высоких сосен и жёсткого низкого кустарника. Всадник выругался и пнул вязанку. Конь сзади фыркнул, явно с издевательской ноткой.
– Да знаю я. Они тут все какие-то перепуганные. Или я на местного владельца леса так похож. Или тут есть чем нам с тобой поживиться. Как думаешь, есть тут для нас работёнка?
Конь мотнул головой. Всадник вздохнул, почесал давно уже почерневшую от грязи лодыжку и повернулся к своему костерку. Вся его нехитрая одежда висела на верёвке, укреплённой между двумя соснами, он остался в одном исподнем, которому тоже не мешало бы простираться. Оружие и доспехи лежали на попоне. Рядом седло и большой походный мешок. Где большую часть занимало зерно для коня. Он же обходился уже давно только тем, что мог собрать или поймать в течение дня. Конь принялся снова ощипывать тёмные листья кустарника, горькие на вкус человека.
– И как ты такую дрянь ешь, Левкой? От него же язык пухнет!
Левкой, так звали его некогда великолепного герцогского любимца, а теперь довольно потрёпанного жизнью старого мерина, дёрнул ушами, и продолжил обрывать листья. Человек уныло осмотрел свои скромные припасы. Краюха старого хлеба, хорошо ещё не плесневелого, подарок странника за перевалом, награда за спасение от кабана. Пара варёных голубиных яиц, остатки вчерашнего пиршества, и кусок голубя, ещё даже не пахнущий. Сморщенные и кислые дикие яблочки, собранные по пути через перевал. Небольшой кусок вяленой баранины, не слишком твёрдой, чтобы использовать её с целью самообороны, но недостаточно мягкой даже для твёрдых зубов искателя приключений. Несколько полосок варёного мяса убитого ранее кабана, уже слегка отдающих тухлостью. Пир, по представлению некоторых или убогое зрелище, по мнению других. Всё зависит от того, где ты находишься сейчас, в конкретный момент, и кто ты в этот самый момент есть. Наёмный воин, свободный и свирепый раубриттер, солдат, возвращающийся с войны, член дружины местного владыки, или сам мелкопоместный дворянин, браконьер, вор, дезертир, каторжник, висельник. Любой из этих эпитетов мог бы относится к человеку, развалившемуся на еловой подстилке в своих грязных подштанниках, тоже подарок одного купца. И все они были не верны, не полностью отражали суть.
– Левкой, когда я, наконец, достигну этого проклятого Нью-Марл, то клянусь волосами из бороды святого Урри, поставлю тебя в чистый и просторный сарай, а может и в настоящую конюшню смогу тебя определить. Ты там выспишься, отлежишься, отъешься, настоящим зерном, пока я устраиваю дела барона Хьюго Вильбаскрэ, чтоб его демоны сожрали. Впрочем, пусть они его сожрут потом, когда его поверенный в Нью-Марл выплатит нам положенную сумму. Три золотых и пять серебряных. Ха! Когда-то я прожигал такую сумму за день! Помнишь, Левкой? А то, как же, ты тогда не ел дрянь с куста, и не пользовал тебя грубый и тупой коновал из деревни! Э-эх, знать бы, где уберечь себя – заранее свою жизнь бы устроил!
Человек замолчал, сорвал пару листьев и машинально сунул их в рот. Тут же сплюнул, ругнулся, взял одно голубиное яйцо, обстучал его и почти не жуя проглотил. Затем последовало второе яйцо, кусок баранины, пара яблок. Запив водой из кожаной фляги, набранной ещё вчера из ручья, от которого несло болотом, поморщился и снова улёгся. Был он широк в плечах, мускулист, светловолос, загорел телом, имел несколько шрамов на этом самом теле, следы боёв в далёких землях. Никто из близких, родных и знакомых не узнал бы его теперь, впрочем, он бы их тоже не узнал. Вернее, постарался бы не узнать. Навлекать на чужие головы гнев короны за знакомство с предателем?! Нет уж, пусть всё останется так, как есть. Может быть, скоро монарх отдаст свою душу, и всё же предстанет перед Судом, дабы ответить за все свои деяния на земле, как стращают свою паству попы? Говорят, он слаб здоровьем и падок на вино. А, как известно, при вступлении на престол новый монарх дарует амнистию всем, кроме самых отъявленных мерзавцев. Он же, сведя знакомство с молодым и плюгавым бароном Хьюго Вильбаскрэ, тешил себя надеждой, что тот в свою очередь, смог бы уговорить епископа Прокопа в заступничестве для изгоя.
