Мишель раздражённо вздохнула, тоскливо покосилась в грязное окно
троллейбуса. Взгляд невольно зацепился за молодую семью, весело
бредущую по тротуару. Девушка прикусила губу, и, прищурившись,
склонила голову к плечу.
Ну-ка…
Вот светловолосая женщина, ласково, широко улыбаясь, взлохматила
волосы мальчика лет пяти, тот же ловко перехватил родительскую
руку, заливаясь весёлым смехом. Отец, закончив разговор по
телефону, подхватил сына на руки, устроив того на широких плечах,
левой рукой придерживая ребёнка за маленькую ножку, правой же
приобнял жену за талию.
«Везёт же кому-то… впрочем, — Мишель припомнила собственных
родителей, загоняя чёрную зависть к мальчишке поглубже, — бывает и
хуже».
Девушка зябко повела плечами и тут же зло, как-то разом позабыв все
невесёлые мысли, зашипела вслед толстой разукрашенной по примеру
матрешки тётке, что, активно работая локтями и коленками,
пробиралась к только что освободившемуся месту, параллельно заехав
Мишель по печени. А, впрочем…
Девушка тонко улыбнулась, пряча маленькое лезвие в карман. А уже
через пару минут, качнувшись от резкой остановки, почти что
вытолкнутая на улицу из переполненного троллейбуса, откровенно
усмехнулась, слыша вслед истеричное: «Обворовали!».
Ибо нефиг маленьких обижать.
Наиотвратительнейший, на строгий вкус Мишель, розового цвета
кошель, так напоминающий девушке цветом новорождённого поросёнка,
приятно оттягивал карман юной воровки. В конце концов, должна же
быть на свете справедливость? Пусть даже такая.
***
Девушка вдумчиво разглядывала своё фото на привокзальной доске
объявлений, что неудачно располагалась буквально в паре шагов от
поста охраны. Бравые «защитники» зевали, грустно вздыхали и активно
распространяли на ближайшие пару метров густой запах
перегара.
«Ну, теперь-то граждане в безопасности… А я как раз так «удачно»
получилась, что и не узнаешь без пузыря. Хоть в чём-то повезло», —
с лёгкой ухмылкой констатировала она.
И действительно: на фотографии пренебрежительно ухмылялся подросток
лет четырнадцати, чёрные пряди волос которого небрежно свисали на
лицо, пряча и искажая черты. А, учитывая качество снимка,
симпатичная в общем-то, Мишель там почти и не угадывалась.
На самом деле фотография была сделана месяц назад. Девушка
хмыкнула, припомнив события того времени, в частности, почему у
субъекта неопределённого пола на фото синел фонарь под
глазом.
Мишель тихо цыкнула, окинула взглядом насупленные физиономии
охранников, поглядывающие на народ со смесью злобы и обиды во
взгляде, и направилась в зал ожидания. Хотелось спать, после
суток-то тряски в вагоне… грузовом, чтоб его.
На пассажирский денег не хватило, даже общий, да и вообще, откуда
взяться деньгам у детдомовской сироты? Хотя нет, она знала, откуда
у некоторых старших, а то и младших девчонок зелёные… но на панели,
как поделилась одна из них, за то же дело платят гораздо больше,
чем в интернате. Мишель тогда грубо заявила, что бутылку она может
и в руках подержать, а растягивать себе причинные места, дабы она
туда свободно помещалась и за деньги не собирается, особенно столь
небольшие. Кажется, девчонка обиделась.
А через неделю она же и попыталась пристроить к этому делу довольно
миловидную Мишель, прихватив для уговоров парочку шкафоподобных
выпускников. Тогда девушке удалось отбиться, отделавшись парой
трещин в рёбрах и фонарём под глазом, не считая, конечно, синяков
по всему телу. На следующий день их всей группой фотографировали, а
через месяц Мишель сбежала, случайно подслушав чужой разговор:
чего-чего, а проституцию в качестве будущей профессии она даже не
рассматривала. Не хотелось что-то ей на это поприще, не её это,
девушка печёнкой это чувствовала.
