В непроглядной темноте, которая окутала девочку сразу после
того, как отец захлопнул тяжёлую дверь погреба, Поли стала
спускаться вниз, перебирая ладонями по сырой, холодной
и немного скользкой, стене. Каждый раз, прежде чем ступить,
она осторожно нащупывала ногой следующую ступеньку, зная, что, если
упадёт, никто не придёт ей на помощь.
Когда отец впервые бросил её сюда после жестокой порки, Поли уже
кричала под этой дверью, пока не сорвала голос. Она тогда долго
громко плакала, жалобно звала мать и даже отца, умоляя о
снисхождении.
Но тяжёлую дверь, оббитую железом, открыли лишь, когда на кухне
понадобилось молоко, которое в ряд стояло прямо на ступеньках
сбоку, под стеночкой, до самого низу глубокого погреба. При этом,
тогда, дрожащую от холода, узницу так и не выпустили. Она лишь,
стоя на верхней ступеньке и не смея без спросу сделать даже шаг на
волю, на короткое время, пока служанка брала запотевшую кринку,
успела почувствовать тёплый, щедро нагретый летним солнцем воздух,
охвативший её худое тельце.
Только спустя ещё долгие два часа отец, наконец, открыл дверь,
позволяя ей выйти. Она шла по двору в свою комнату и крупно
дрожала, не в силах сразу согреться. А на следующий день заболела и
неделю валялась в горячке.
Доставалось ей, в основном, из-за младшего брата, Грэма.
Единственный драгоценный сын и наследник их поместья рос жутким
непоседой и часто попадал в неприятности. За ним постоянно смотрели
две няньки и Поли. Но, что бы не случалось с маленьким сорванцом,
наказывали обычно старшую сестру, за редким исключением.
В тот раз, когда Поли впервые оказалась в погребе, Грэм упал и
разбил коленку. А сегодня, пока девочка бегала на кухню за печеньем
для брата, Грэм свалился с качелей. Ничего не расшиб, но
расплакался от испуга, а тут, как раз, отец мимо проходил.
Очередные няньки были тут же уволены, а Поли отец выпорол ремнём,
перекинув через сиденье качелей, а потом запер в погребе.
- Восемнадцать, - в который раз посчитала ступеньки Поли,
спустившись в самый низ. Тут, где за высокими деревянными
загородками были насыпаны запасы картофельных клубней, бурака и
моркови, в надёжном местечке, за бочками с мочёными яблоками, у неё
был припрятан старый, но тёплый кожух. Наученная горьким опытом,
Поли давно привыкла искать способы облегчить своё существование.
Укутавшись, девочка свернулась клубочком прямо на картошке. Ягодицы
в этот раз почти не болели.
Хорошо, что отец никогда не задирал её платье для порки и
наказывал всегда, не трогая одежды. Поли давно вшила в свои
панталоны плотные кожаные прослойки, которые вместе с тремя
дополнительными подъюбниками неплохо защищали при порке ремнём или
розгой. Было много хуже, когда отец бил палкой, но такое случалось
крайне редко.
Несмотря на толстый кожух, Поли начала замерзать, значит, скоро
её должны выпустить. Нужно спрятать одёжку, чтобы, не дай Богиня,
отец не заметил. Иногда Поли казалось, что, каждый раз, закрывая её
в погребе он надеется, что дочь сильно заболеет от переохлаждения
и, наконец, умрёт.
Сколько себя помнит, Поли старалась заслужить расположение
родителей или, хотя бы, не вызывать у них раздражения, но у неё
никак не получалось.
Росла Поли очень болезненным ребёнком. Очень часто она бывала на
грани перехода в мир мёртвых. После первого заточения в погребе,
лёжа в горячке в своей комнате, она слышала разговор служанок у
своей постели.
- Зачем ты за ней ухаживаешь, Абби? Хозяин узнает, рассердится,
- донёсся до неё голос одной из горничных матери, Клары.
- Да как же так, тётушка! Девочка умирает, ей очень плохо! –
ответила Абби, новенькая помощница няньки сестры Поли, красавицы
Хизер, и родная племянница этой самой Клары.
