Этот день был бы таким же, как и
тысячи других дней до. Если бы не одно «но»… Я проснулась от холода
и жуткой вони в тёмном сыром подвале.
Ещё не понимая, сон это или
реальность, уселась на жидкой кучке старой перепревшей соломы с
куском заскорузлой овчины и, сглатывая сухим, саднящим острой болью
горлом, оглянулась по сторонам.
Сознание плыло. Оно словно
покачивалось на волнах: то ухая вниз к грязному полу в кровавых
подтёках вперемешку с остатками чьей-то рвоты, то взметалось вверх
к ярким воспоминаниям о вчерашнем дне рождения.
Мои сорок пять мы отмечали втроём —
с подругами. Лариса и Алина такие же отчаянные авантюристки. А
больше не с кем!
Утром дочь из Америки по скайпу
поздравила с красивенькой датой, перечислила на счёт деньги на
подарок, на мой выбор, и снова позвала к себе в гости. В гости я
пока не собиралась. Да и сомневалась, что соберусь раньше, чем она
родит малыша. А это в её планах было лет через десять.
Муж объелся груш. Два года, как
развелись. Новые серьёзные отношения не заводились. Поэтому
отмечать оставалось только с такими же знающими себе цену
девчонками.
В программу празднования, кроме
традиционного посещения ресторана, ночного клуба, вызова
мальчиков-зайчиков и фейерверка, входило что-то ещё.
И это «что-то» никак не
вспоминалось…
— Где это я? — спросила вслух, но
закашлялась от боли. Горло болело так, словно меня кто-то душил.
Причём, удачно!
Пошарив рукой вокруг, наткнулась на
помятую жестянку с водой. Хотела отпить, но вода очень неприятно
пахла. Разозлившись на собственную беспомощность, зашвырнула
жестянку подальше, расплёскивая воду вокруг. Кружка с шумом
пропрыгала по каменному полу, добавляя на свои бока новые вмятины,
и остановилась возле тяжёлого деревянного ведра какой-то допотопной
конструкции. Ведро напоминало маленький окованный бочонок с
пеньковой верёвкой вместо ручки.
Покряхтывая от стреляющей во всех
частях тела боли, с трудом, но я сумела подняться. На
подкашивающихся коленках встала в полный рост, привалилась плечом к
стене, и уже осознанно посмотрела по сторонам.
Холодея от ужаса, стала
рассматривать каменную тюрьму, по-другому это место назвать было
нельзя. Я оказалась одинокой узницей.
Ближе к двери низкий потолок был
закопчён сажей от двух факелов. Плохо обтёсанные камни стен влажно
темнели. Так бывает, когда во время паводка или сильных дождей
поднимаются грунтовые воды. Мне-то, риелтору со стажем, этого и не
знать.
— Спокойно, Ева, — успокаивая себя,
проскулила. — Это просто розыгрыш. Не паникуй! Это всё придумала
Лара! Только у неё такая извращённая фантазия. Кто меня за язык
тянул говорить, что стало скучно жить?!
Место моего заточения пугало. И
выглядело оно уж очень убедительно.
Подрагивающими руками я вцепилась в
юбку, ощущая грубость и колкость ткани. Теперь я осматривала себя.
Вместо дизайнерского синего платья, купленного весной в Париже, на
мне был мешковатый балахон мышиного цвета, а на ногах непонятные
грязные матерчатые короткие сапожки с прилипшей к подошве соломой,
перетянутые грубой бечёвкой у щиколоток, чтобы не спадали.
Подтягивая ткань юбки, в тусклом
свете догорающего факела мне удалось рассмотреть собственные ноги в
синяках разной степени давности. Жёлто-фиолетовые пятна напоминали
расцветку гепарда. А ещё были волосаты!
— Какого чёрта! Я только неделю
назад делала лазерную эпиляцию и точно помню, что вчера всё было
гладко! А руки! — взвизгнув, я уставилась на обгрызенные короткие
ногти с кровоточащими заусенцами без малейшего признака, что над
ними два дня назад работал топовый мастер маникюра!
Судорожно ощупывая собственное тело,
я не могла понять, это я или уже нет? Фигура от моей собственной
мало чем отличалась. Хотя всё же тело было худее. Тазовые косточки
торчали, и коленки были острыми. А кожа, несмотря на грязь,
казалась гораздо моложе. Никакого белья на мне не было. Но в
интимном месте неприятных ощущений не чувствовалось. Хоть это
немного успокаивало.
