Из своего взятого напрокат каноэ Перри Мейсон осматривал владения Олдера, подобно генералу, обозревающему поле предстоящего сражения.
Луна, несколько дней назад еще полная, высветила сверкающую дорожку на восточной стороне и явно покровительствовала Мейсону, направляя свои лучи на предмет его наблюдений, на сей раз это был остров, соединявшийся с материком посредством пятидесятифутового моста, возведенного из стали и бетона.
Огромный двухэтажный дом Джорджа С. Олдера на острове глядел окнами на узкий канал, как замок мог бы смотреть на защищающий его ров.
От любопытных глаз прохожих на материке поместье было огорожено кирпичной стеной, которую венчала узенькая, усыпанная битым стеклом дорожка и чугунная решетка. Со стороны залива видны были знаки, предупреждавшие о наказании за вторжение на территорию частного владения. Длинный причал выдавался далеко в тихие воды, песчаный карьер на северной стороне образовывал пляж, а позади всего этого расстилался зеленый бархатный ковер великолепно ухоженной лужайки, выращенной на жирном перегное, который когда-то был привезен сюда на грузовиках в достаточно большом количестве.
Легальное положение Олдера, по крайней мере внешне, могло показаться абсолютно неуязвимым, как и его остров, который изолировал его владельца вместе с богатством от материка. Но Перри Мейсон не был бы Перри Мейсоном, если бы начал атаковать противника там, где тот ожидал удара: в каждом отдельном случае он предпочитал изобретать свой собственный метод нанесения этого удара.
Поэтому-то первый обзор местности он совершил именно ночью, будучи абсолютно уверенным в том, что узнает в это темное время суток о контролируемой Олдером широко раскинувшейся империи гораздо более, нежели при свете дня.
В тот вечер Олдер как раз принимал гостей, и они, по-видимому, в большинстве своем прибыли на двух роскошных яхтах, бросивших якоря в четверти мили от берега. У причала частной пристани стояли два мощных катера, сверкающих начищенной медью и полированными панелями красного дерева. Ходили слухи, будто эту пристань надежно охраняли сильные прожектора, да так, что если бы какое-то судно осмелилось приблизиться к ней, то мгновенно включилась бы сигнализация тревоги и ослепительные лучи мощных прожекторов залили бы все пространство вокруг запретной зоны.
Мейсон беззвучно подгреб к песчаному карьеру, рассматривая постройки.
Электрическая лампочка под козырьком освещала доску объявлений, где было начертано бросавшимися в глаза красными буквами:
«Частная собственность. Проход запрещается. Остерегайтесь злой собаки, которая нападает на появившихся в поле ее зрения людей. Не подходить!»
Объявление можно было прочитать с расстояния не менее ста пятидесяти футов.
Оторвав взгляд от грозного предостережения, Мейсон неожиданно увидел пловца.
По-видимому, плывущий человек не заметил его каноэ и продолжал медленно плыть, равномерно взмахивая руками.
Заинтересованный этим, адвокат остановил лодку и, держась на волнах поднимавшегося прилива, стал наблюдать.
Человек подплыл к песчаному карьеру и вышел на берег в нескольких футах от освещенного объявления. Лунный свет и сияние лампочки над доской позволяли увидеть, что пловцом была женщина. Она плыла голой, но на ее спине был небольшой водонепроницаемый мешок. Женщина вынула из него большое махровое полотенце, вытерла свое стройное, спортивного сложения тело, а потом извлекла чулки, туфли и вечернее платье с глубоким вырезом.
Мейсон, заинтересованный этим зрелищем, положил весло в каноэ, достал бинокль ночного видения и поднес к глазам. Его взору предстала красивая блондинка, по-видимому совершенно уверенная в себе. Она не спешила, но и не медлила. Была спокойна, будто одевалась дома перед зеркалом, и, натянув платье без рукавов и без плечиков, наложила макияж на лицо, подкрасила губы, пользуясь освещением от лампочки над доской.