«И были прокляты двое из двенадцати
за свои злодеяния. В наказание первого погрузили в вечный сон. Кара
второго была во сто крат тягостнее, суждено было ему пребывать в
одиночестве стеклянного лабиринта тысячу лет».
Отшельник. Из сказаний о
Двенадцати
Уже второй день живу в одиночестве в деревенском доме,
оставшемся в наследство от прабабушки по материнской линии. Эта
старая развалюха по какому-то недоразумению считается нашей
семейной дачей, со всеми прилагающимися к этому понятию садами и
огородами. А что мне еще остается делать? Ведь у меня отпуск!
Вынужденный, но об этом позже. Эта дача в Подмосковье —
единственный вариант. С моей профессией много денег не заработать,
во всяком случае, пока ты никому не известный аспирант.
Помню, как, узнав о моем выборе специализации «Религиоведение»,
мама воскликнула: «Арина, одумайся! Кому это сейчас нужно? Кем ты
будешь потом работать?» Но я решила твердо. Отец неожиданно меня
поддержал: «Отстань от дочери, дай ей набить свои собственные
шишки. Не понравится — заново поступит или получит второе высшее».
Мой разумный папа, я была так благодарна! Но не передумала. Меня
завораживала и манила эта информация о сходстве и различии в
верованиях разных народов.
Я еще не знаю, что делать дальше. С ительменами, с аспирантурой,
с исследованиями. До слез обидно, что Эдуард Михайлович так
поступил со мной. Не понимаю. Зачем было выставлять меня из
проекта? Решила не забивать этими вопросами себе голову хотя бы до
конца месяца. У меня есть свои собственные наработки. Вот ими и
буду заниматься.
С утра так увлеклась найденной на чердаке книжкой без обложки,
что даже поленилась обед сварить. Нужно хотя бы об ужине
позаботиться. Режу овощи на салат и напеваю под нос мелодию без
слов.
— Вот же шь!
Порезалась. Нож в крови, капли крови на ломтиках салата, и даже
на полу брызги. Нахожу аптечку в соседней комнате и с удивлением
обнаруживаю, что кровь уже остановилась и свернулась. У страха
глаза велики. Всего лишь царапина, даже пластырь не понадобился.
Возвращаюсь на кухню и обнаруживаю там котенка. Черный лохматый
зверек урчит, вылизывая деревянные доски пола. При моем появлении
нехотя отрывается от своего занятия. Оно не котенок! Не бывает у
кошек таких зубов. Больших, острых, страшных.
Это все из-за крови. У меня кровь Избранной, которая может
освобождать всяких запертых существ! Откуда я это знаю? Да
произошел один случай на Камчатке пару недель назад. Я почти
убедила себя, что это был сон. Иногда у меня очень хорошо
получается врать самой себе. Но об этом тоже позже.
— Ты кто? — Нельзя сказать, что спрашиваю это совершенно
бесстрашно, но голос не дрожит. Какая я молодец!
Лохматый гость старательно обнюхивает пол, на котором больше не
осталось капель крови, и недовольно фыркает. Впивается в меня
голодным взглядом, ощерив полный ряд острых зубов. Отступаю, а
существо не спеша крадется следом за мной. Ох, оно облизывается! Не
нравится мне этот явно гастрономический интерес. Арина, думай! Ты
же знаешь все мифы и сказки. Кто это и как от него обороняться?
Просто пнуть? Эти зубки мой тапок прокусят и не заметят преграды.
Может быть, поможет серебро? Железо? Святая вода?
Существо припадает к полу, готовясь к прыжку…
— Чур меня! Чур! — Машу руками, стараясь защитить лицо. Мой крик
застает существо врасплох. Оно валится на пол на середине прыжка,
недовольно фырчит, сворачивается мохнатым клубком.
— Ну зачем так орать?!
Там, где только что был спутанный клубок черной шерсти, теперь
стоит маленький человечек с всклокоченной бородой, глаза его
отливают фосфоресцирующим зеленым. Существо только отдаленно
напоминает человека: росточком оно мне по колено, острые ушки с
кисточками шерсти. Одето оно в длиннополую рубашку из неотбеленной
холстины, подпоясанную бечевой.