На парковке у пляжа мой «Швинн» был единственным. Я
пристегнула велосипед «крокодилом» и направилась к пустынному
берегу. До аварии я могла пройти этот путь вскачь и не глядя на
камни под ногами. Теперь пришлось идти медленней, то и дело
проверяя, куда опираюсь травмированной ногой и не соскользну
ли.
Когда-то почти все свободное время мы с друзьями
проводили на этом полудиком пляже Сан-Мигеля. Никто из нас троих не
был ни уроженцем Азорских островов, ни даже португальцем с
материка. Мы думали о будущем целого мира и нашем собственном, но
куда чаще Питер и Хлоя пытались узнать тайны прошлого. О да, о
седой древности они могли говорить часами.
Помню, мы исследовали прибрежные скалы в надежде найти
стертые временем, ветром, солнцем и водой древние наскальные
рисунки. Для меня это было игрой, для них — нет. Я увлекалась
велогоночным спортом, и мой «Швинн» не знал спокойствия. Ни один из
марафонов на островах не проходил без моего участия. А переводить
манускрипты, написанные мертвым языком? Ходить по десятому разу в
одни и те же музеи и изучать пыльные кости и чучела? Вы уж
как-нибудь без меня.
Добравшись до огражденной черными глыбами бухты, я
аккуратно сняла с плеч рюкзак — внутри звякнула купленная перед
поездкой бутылка вина. Стояла редкая для тропического острова
погода — солнце пряталось за низкими серыми тучами, которые гнал
холодный ветер. Депрессивней пейзажа нарочно не придумаешь.
Я долго искала ответ, почему именно меня, под таким же
низким небом, как сейчас, когда выпитое вино кружило голову, Питер
назвал своей девушкой? Теперь уже я понимала, что это было ошибкой,
и с моей, и с его стороны. Мы были разными. Нас роднил только азарт
и упрямство. Нам бы оставаться друзьями и не было бы никого лучше
нас в этом мире, но мы ошиблись, приняли дружбу за другие искренние
чувства.
Отношения быстро превратились в тягомотину, как если бы
мы оба, сцепив зубы, из последних сил, покоряли вершину Альпийской
гряды. День за днем. Ничтожное время спуска и только упрямый,
тяжелый подъем вверх, когда мышцы горят огнем.
Так себе отношения, в общем.
Я выдернула пробку из бутылки, которую попросила
открыть прямо в магазине, и налила вино в хрустальный бокал,
который тоже привезла с собой.
Из всего сервиза он единственный пережил мою вспышку
ярости. С некоторых времен они происходили со мной частенько…
Но впервые это случилось, когда мы втроем ужинали в
кафе. Я уплетала еду за обе щеки — выложилась на дневной тренировке
и была голодна, как зверь.
А Питер и Хлоя… не ели вообще.
Обложившись учебниками, словарями, тетрадями, они
говорили, перебивали друг друга, спорили так живо, словно и не
говорили о какой-то неподтвержденной легенде. Ага, даже не о
реальном городе, я могла бы это понять. Монументальность Рима
поражала и меня.
Они же выбрали Атлантиду. То есть никаких тебе
возможностей узнать правду, только домыслы, приправленные
тысячелетней фантазией других сумасшедших историков. Какой смысл
интересоваться такими древнейшими событиями, если ты никогда не
узнаешь правды?
Я смотрела на них какое-то время поверх своей пустой
тарелки, но никто не замечал моего настойчивого взгляда. Питер
говорил, а Хлоя кивала и подчеркивала маркером какие-то важные
предложения в книге.
Я не удержалась и зевнула. После еды и хорошей
тренировки меня потянуло в сон. Ну, какая уж тут история.
А они как раз замолчали. Мой зевок не остался
незамеченным.
«Всем кофе за этим столиком за мой счет», — пошутила я,
но шутка не возымела эффекта. Из вежливости они отложили книги в
сторону. Повисло молчание. Впервые за долго время они не знали, о
чем говорить еще, кроме своей истории, а я не могла придумать темы,
не связанной с велоспортом.