Дети Антарктиды. Возвращение. Часть I

«Ты свободен в своих поступках, но не свободен от последствий этих поступков».

Карл Юнг

Это произошло через несколько дней после того, как «Туман» пересёк черту субэкваториального пояса.

Ранним утром тесные стены коридора отразили одинокий женский вопль, приглушённый в шуме тряски старого двигателя. Тихий, почти беззвучный, этот вопль можно было расслышать, лишь оказавшись возле каюты, откуда он доносился. Там это продолжалось минуту, две, пока вдруг дверь рывком не открылась и оттуда не выбежала Маша Зотова, выпустив в пространство коридора громкий и преисполненный болью крик отчаяния.

Малочисленный экипаж корабля повскакивал на ноги, сбрасывая одеяла, и, словно по команде, потянулся за оружием. В голову каждого пришла одна мысль: «Неужто мерзляк проник на борт?»

А затем:

«Минуту…, но разве они не прошли опасную зону ещё три дня назад, оставив их позади?»

И когда их пальцы уже смыкались на дверной ручке, и становилось возможным расслышать, кто именно кричал, происходило озарение. Мысленно они выдыхали, клали винтовки, пистолеты и дробовики на пол, а после все как один бормотали приблизительно одну и ту же фразу:

– Надя рожает…

Каждый из них имел свою роль в этом заранее оговорённом деле, а потом, не медля ни секунды, рванули в разные части корабля.

***

– Воды отошли? – Эрик шёл по коридору, на ходу протирая заспанные глаза и пытаясь окончательно стряхнуть остатки сна.

– Да, – ответила Маша.

На пути им встретился Лейгур. Исландец прижимал к груди охапку тряпья из старой одежды и обрывков одеял.

– Это всё, что мне удалось отыскать, – отчитался он, протягивая ношу.

– Маловато будет. – Эрик метнул быстрый, оценивающий взгляд на кучу ткани. Губы его сжались в тонкую ниточку. – Может, ещё поищешь?

– Сбегаю к Максиму, спрошу у него. Это же его посудина, в конце концов. Кому, как не ему, знать, где что здесь лежит.

– Поторопись. – Эрик резко обернулся и окликнул исландца:

– И да, понадобится губка, ну или что-нибудь похожее, для впитывания.

Лейгур кивнул и спешно удалился.

Эрик с Машей ускорились. Шлёпанье их шагов эхом разносилось вдоль тесного коридора.

Они подошли к Надиной каюте, одновременно сделали глубокий вдох и открыли дверь. Ступив за порог, столкнулись с нестерпимой духотой и головокружительным жаром. Оба поморщились, привыкая к неприятному жжению в глазах.

Роженица металась по койке, словно её бросили на раскалённую сковородку. Кожа лоснилась от пота, глаза сжались от боли, а на лице пролегли глубокие морщины. Она протяжно стонала и ругалась матом.

На краю койки возле Нади сидела Арина. Одной рукой она крепко сжимала её кисть, второй гладила по сальным волосам.

– Арина, позволь мне… – Эрик склонился над кроватью и коснулся Надиного лба. – Жара нет, это хорошо. Как ты себя чувствуешь, Надежда?

– А что, по мне незаметно? – процедила она сквозь стиснутые зубы. – Хреново мне! Вот-вот сдохну!

– Ну-ну, вот так говорить не надо.

– Буду говорить так, пока эта чёртова боль не пройдёт! – Её лицо исказила судорога. – Просто скажи мне, ты правда в этом разбираешься? Как принимать роды?

– Да, принимал много родов у нас, в Лонгйире. – Он аккуратно раскладывал тряпицы на прикрученной к полу тумбочке, придирчиво проверяя каждую на чистоту. Одну с большим чёрным пятном, не глядя, отбросил в угол.

В каюту вошёл Матвей с ведром в руках.

– Я принёс воду. – Он мельком глянул в сторону Нади и быстро отвёл взгляд, словно опасаясь смутить её.

– Как следует прокипятил?

– Да.

– Хорошо, ставь сюда.

Матвей поставил ведро возле кровати и встретился взглядом с Надей.

– Как ты? – спросил он.

Заданный вопрос образовал на её лице жуткую улыбку.

– Если меня сегодня ещё раз спросят «как я»…

– Арина, Матвей, вы идите, – спешно вставил Эрик, окуная палец в воду для проверки. – Дальше мы с Машей справимся сами.