- Шокер, где моя рубашка? Клетчатая?
- Где и должна быть, - задумчиво проговорил Шокер, не отрываясь от ноутбука.
- А именно?
- В шкафу, слева. На вешалке.
- Зачем ты опять берёшь и суёшь куда-то мои вещи?
- А зачем они лежат, где ни попадя? – так же неторопливо отозвался он.
- Я сколько раз тебе говорила: не нравится тебе что-то – скажи, я уберу! Сама уберу! Хоть знать буду, куда положила. А так только ищу по всему дому впустую!
- А что тут искать? Будто бы рубашке полагается быть по всему дому. Чистой рубашке полагается быть или на плечах, или в шкафу. Я исхожу из этого несложного принципа.
- Как послушать тебя, так я распоследняя неряха… - процедила я сквозь зубы, вытаскивая из шкафа рубашку.
- Заметь, не я это сказал, - миролюбиво усмехнулся Шокер, всё так же не отрываясь от монитора.
За такие подколки я на него не обижалась. Я знала, что он вовсе меня ни в чём не упрекает. Просто на свой нудный манер пытается помочь содержать дом в порядке, так, как он его, этот порядок, видит.
Застёгивая рубашку на ходу, я подошла к нему, заглянула через плечо.
Он опять читал почту. И что-то черкал карандашом в приготовленной таблице.
- Шокер, отвлекись.
- Мне надо закончить.
- Ты всю ночь работал, Андрюша. Надо отдыхать. Ты посмотри на себя в зеркало, ты совсем вымотался… - я сняла с него очки.
Оставшись без них, Шокер беспомощно заморгал.
- Кира! – строго сказал он, отнимая очки у меня. – Не надо. Я закончу и тогда отдохну.
- Ты мне это уже который день говоришь.
- Правильно, - вздохнул он. – Потому что пока не закончил. Как есть, так и говорю.
- Сейчас Линда придёт.
- Вот придёт Линда – сделаю перерыв, - улыбнулся он, болезненно щурясь, снова надел очки и уткнулся в монитор.
Линда была нашей приходящей няней. Несколько раз в неделю она оставалась с Тимохой, отпуская меня или нас обоих, если Шокер был дома, заняться собой. Ясное дело, что заниматься собой вместе с Шокером было куда интереснее. Жаль только, что удавалось это намного реже, чем хотелось.
На выезде Шокер бывал часто и подолгу. В последний раз сказал, что улетает на три-четыре дня, а ждать его пришлось две недели. Приехал усталый, измученный, похудевший, словно его в застенках держали. И ладно бы ещё, если бы при этом он был доволен сделанным. Наоборот, выглядел Шокер, как человек, зря потративший уйму драгоценного времени. На мои вопросы, что случилось плохого, чем он так разочарован, что за проблемы, он только отмахивался, улыбался устало и уверял, что ничего особенного, всё, как всегда, обыкновенно, а значит – нормально. Я не допытывалась, хотя мне было важно знать, что происходит. Ни о чём не знать и поплёвывать в небеса в счастливом неведении – только не с моим характером. Но я, можно сказать, сама себе наступила на горло и заставила себя не допытываться. Шокер ведь точно будет сопротивляться моему напору, нервничать, переживать. А мне было его жалко. И уж, как говорится, не можешь помочь, так хотя бы не усугубляй. Ну а раз помогать себе Шокер не позволял, оставалось помалкивать, ждать мужа дома и заниматься ребёнком.
Наша домик мне очень нравилась. Мечта, а не жилище. Во-первых, очень просторно, светло и удобно. Во-вторых, в пригороде, на свежем воздухе, в лесу и у воды. Хоть я и была влюблена в старый Стокгольм по самые уши, и хотела бы жить поближе к Гамла-Стану, а лучше прямо там, приходилось признать, что с ребёнком надо всё-таки жить в тихом районе, а не среди толп сумасшедших туристов. Поэтому дом Шокер выбрал на острове Лувён посреди озера Меларен, в спокойном спальном квартале совсем рядом от Дроттнингхольма, резиденции шведской королевской семьи. При желании можно было на прогулке катать туда коляску. Я съездила в тамошний парк а ля Версаль пару раз, а потом поняла, что на каждый день удобнее и приятнее гулять просто по берегу озера, кормить нахальных местных птиц и на обратном пути заезжать в маленький местный супермаркет купить кое-чего по мелочи.
