Отсветы факелов плясали по стенам, выхватывали из полутьмы
шероховатую поверхность каменной кладки, гербы и разбитые фигуры в
нишах. Один из головорезов как раз расправлялся с последней из них
и что есть мочи колотил рукоятью меча по голове каменного рыцаря.
Что это? Где? Разве Ари не в главном зале их замка в Хольме, где
всегда приветливо потрескивали дрова в очаге, а за длинными столами
собирались люди отца, родня? И все, кого она любила: матушка с
батюшкой, Бастьен.
А сейчас она беспомощно озиралась, но видела вокруг себя только
чужие лица: злые, смуглые, чумазые. Доспехи — у одних простые
кожаные, у других дорогие, из самой лучшей стали, явно краденые, —
были забрызганы кровью. В руках разбойники сжимали кто топор, кто
алебарду, кто кинжал. А один из них — высокий, с огромной саблей,
по краям которой пробегали рыжие язычки пламени, подходил все
ближе, глумливо рассматривая ее. Через весь его лоб и щеку тянулся
шрам, словно рассекая лицо надвое. Страшный, уродливый, — он как
будто гордился своим увечьем.
И тут она разглядела в толпе чужаков отца: двое головорезов
повисли у него на плечах, как псы на медведе. Он рвался вперед, к
своей Ари. А где-то позади него плакала мать. "Не трогай мою дочь,
мерзавец!" — выкрикнул батюшка. Сброд, перегородивший ему дорогу,
зашелся в дружном хохоте: они пихали друг друга в бока,
подначивали, разевая лягушачьи рты с гнилыми зубами.
"Хочешь защитить ее честь, старая развалина? — выкрикнул главарь
разбойников, оборачиваясь к отцу. — А ну-ка, молодцы, дайте ему
меч!" И под общий хохот один из его своры поднес отцу сломанный у
самой рукоятки клинок. Притворно поклонился и прошамкал: "Рад
услужить, вашмилость!" Губы отца дернулись, но вожак не дал ему и
слова вымолвить: "Ты старик. Где уж тебе сладить с оружием? Только
настоящий мужчина достоин владеть мечом! Чем ты недоволен, князь
Хольм? Я беру твою дочь в жены. Ты должен радоваться, что я,
покоритель и господин Малессы, оказываю честь твоему жалкому
семейству!"
И с этими словами он перехватил Ари за запястья, притянул к себе
и грубо поцеловал. От него исходил кислый запах крови и пота. Она
вырвалась, оттолкнула его и бросилась бежать к выходу из зала.
Хохот и улюлюканья затихали за ее спиной, а в лицо уже бил холодный
морской ветер. Сейчас, еще чуть-чуть. Она спотыкалась о камни,
падала и поднималась вновь. Скала Ингрид — даже в темноте Ари легко
отыскала к ней дорогу. Вот она — врезается в ночное небо острым
зубцом, а ее край, где есть небольшая площадка, нависает над
волнами. Смерть лучше позора. Ари карабкалась вверх легко, будто
сам камень складывал для нее невидимые ступени. Не колеблясь ни
секунды, она сделала шаг вперед — в черную, клокочущую внизу
бездну.
И... проснулась. Всевышний, спаси и сохрани! Так это был всего
лишь сон! Ари спустила ноги с узкой кровати, растирая виски
кончиками пальцев. Всего лишь сон... Из щели между неплотно
прикрытых ставен лился блеклый свет разгорающегося весеннего утра.
Ари поежилась, натягивая на плечи тонкое одеяло, — воспитанницам
монастыря Святой Симоны предписывалось жить в простоте, хотя все
они происходили из знатных семей Малоссы. Но сейчас Ари, как
никогда прежде, была рада оказаться в своей скромной келье, ставшей
ее пристанищем в последние три года.
Сон, конечно, это сон. И нет никаких разбойников, и батюшка жив.
А еще... ей не хотелось вспоминать, но страшные картины так и
стояли перед глазами: сабля с пробегающими по острому лезвию
огоньками, разрубленный на плече рыцарский доспех отца,
изукрашенный позолотой шлем с плюмажем, откатившийся в сторону.
Один из разбойников еще пнул его драным сапогом. И меч... Такое
оружие она видела только один раз в хранилище замка в Хольме, когда
они, тайком от отца с матерью, залезли туда с Бастьеном. Бастьен...
где он сейчас?
