– Неудачный день? – раздался над головой приятный мужской голос.
– Не возражаете, если составлю вам компанию? Плохое настроение
лучше разделить с кем-нибудь, чтобы снизить дозу печали.
Мужчина не стал ждать моего согласия, отодвинул стул и сел
напротив, поставив чашку чёрного кофе на стол. Оторвалась от
гастрономического списка, готовясь послать нахала в эротическое,
пешее путешествие, но его глаза остановили меня. Глубокий синий
цвет с вкраплениями грозового неба, окружённый тонкими лучиками
морщин человека, предпочитающего с улыбкой встречать любые
проблемы.
– Матвей, – выдернул веточку фрезии из вазочки, стоящей по
центру, и протянул мне.
– Надежда, – ответила, принимая цветок. Поднесла его к носу,
вдохнула слабый запах приближающегося лета, сканируя незнакомца.
Взрослый, ближе к сорока или около того, подтянутый, симпатичный,
обладающий притягательной харизмой. Рядом с таким хочется
задержаться, напитаться теплом, погреться в лучах, отщипнуть
кусочек радости.
– И что же у Надежды случилось такого безнадёжного? – тепло
посмотрел, открываясь моему горю.
Издевательская тавтология. Вся жизнь – сплошное издевательство.
Вера, Надежда, Любовь. Так назвала нас мама, веря, что с такими
именами нам повезёт. Правда, не учла отца. Рядом с ним везти может
только ему, а по факту мы имели полную противоположность. Вера,
полностью утратившая веру, Надежда, оставшаяся без этой сути, и
Любовь, влюбляющаяся, но не имеющая ответной любви.
Поэтому ответила честно:
– Случилась жизнь, Матвей.
Надежда
– Год, максимум полтора, – произнёс Денис Сергеевич,
просматривая результаты моего обследования.
Смешно. Никогда раньше не обращалась к врачам, чувствуя себя
отлично, а тут нелепая авария такси, в котором я ехала на работу,
удар лбом о поручень на спинке сидения, мошки в глазах,
головокружение, тошнота и конечная точка маршрута – кабинет
онколога.
– А с лечением? – посмотрела в окно за спиной доктора.
– Здесь, как карты лягут, – сцепил руки замком, переплетая
пальцы и укладывая их на мою историю болезни. Странно. Им давно
поставили компьютеры, провели сеть, объединили данные поликлиник, а
они всё ещё заполняют карты вручную. – Либо ремиссия, возможно,
полная, либо болезнь перемелет организм за два месяца.
Шевельнулось что-то во мне? Нет. Только уверенность, что это
нелепая ошибка. Что сидит передо мной Денис Сергеевич, крутит чужие
анализы и впаривает мне о короткой, очень короткой жизни. Херня.
Мне двадцать два, я каждый год прохожу диспансеризацию, у нас в
семье ни у кого не было онкологии, и вообще, здоровая как лошадь.
Нет. Точняк ошибка.
– Я хочу выслушать мнение ещё одного врача, - перевела взгляд с
окна на мужчину, поправляющего очки в тонкой, золотой оправе, и
отзеркалила его позу. – Вдруг произошла ошибка.
– Ваше право, Надежда Михайловна, но другой специалист скажет
вам тоже самое. Вы просто потеряете время.
– Всё-таки я рискну, – улыбнулась ему и вступила в зарождающуюся
весну, просыпающуюся природу, расцветающую надежду.
Через месяц я снова сидела на том же стуле перед тем же Денисом
Сергеевичем. Три клиники, куча анализов, УЗИ, МРТ и три заключения,
повторяющих точь-в-точь его слова. Двадцать два. Год-полтора.
Слепота, потеря памяти и вкуса, головные боли и смерть под
наркотой, которая станет единственным смыслом в жизни.
– Не может быть, что вообще нет надежды, – упёрлась в него
умоляющим взглядом. – Двадцать первый век, человечество полетело в
космос, изобрело лекарство от тифа и холеры, придумало интернет и
мобильную связь. Наверняка, что-нибудь есть? Экспериментальные
программы, проходящие испытания лекарства?
