Я сидела на стуле перед массивным столом из красного дерева и
держала в напряжение прямую спину, нервничая под тяжёлым взглядом
Немцова. Когда-то, будучи подростком, я заболела им, и с годами моя
болезнь не излечилась, а переросла в хроническую.
В Игната невозможно было не влюбиться. Высокий, широкоплечий,
жилистый. Сколько его знала, он всегда уделял время на спортзал и
следил за своей внешностью. Мажор, баловень судьбы, лакомый кусочек
для всего женского окружения повзрослел, стал ещё круче,
привлекательнее и возглавил корпорацию отца, после внезапной
кончины старшего Немцова.
Несмотря на мою тайную любовь к Игнату, я не зацикливалась на
ожидание и верности, отлично осознавая своё место. Дочь финансового
директора, хоть и приближённого к семье, но всего лишь наёмного
работника. Это, как любить певца или актёра. Восхищаешься,
страдаешь, мечтаешь перед сном, а он всё так же недостижим для
тебя.
К своим двадцати четырём годам у меня случилось два бурных
романа, закончившиеся полным разрывом после предложения руки и
сердца. Не видела я себя в роли жены. То ли песочные часы не
досыпали до нужного этапа, то ли мужчины рядом были не те.
– Игнат, папа работает на вашу семью больше тридцати лет, честно
выполняя свои обязанности, – после дежурных приветствий, начала
свою речь. – Лев Владимирович всегда доверял ему, советовался,
прежде чем принять важное решение. Папа не мог украсть деньги.
Только не он. Ты же знаешь его с детства.
Немцов переплёл пальцы, хрустнув суставами, нарочито медленно
потёр щетину на скуле, окинул меня пренебрежительным взглядом и,
достав из ящика тонкую папку, бросил на стол передо мной.
– Твой отец не деньги украл, – ровно, с металлической
тональностью произнёс Игнат. – Он обворовал компанию на охрененную
сумму бабла. В евро. Посмотри отчёт службы безопасности и оцени
ущерб.
Если я ещё смогла скрыть нервную дрожь в теле, то подрагивание
пальцев оказалось не в моём подчинение. Папка елозила по
отполированной поверхности, а верхний лист не поддавался захвату.
Казалось, стоит взять его, и по руке полоснёт электрическим
разрядом. Да и что я сейчас могла рассмотреть, когда на белой
бумаге расползались чёрные строчки, отказываясь выстраиваться в
слова.
– Игнат, его подставили, – перевела на мужчину несбыточных грёз
взгляд. – Он бы никогда. Проведи ещё одну проверку, ознакомься с
нашими расходами. Уверена, если бы папа воровал, то мы жили бы на
более широкую ногу.
– Я не собираюсь дополнительно что-то проверять. Моё время
слишком дорого стоит, – Немцов встал, обошёл стол и направился к
двери. – Пусть разбираются в следственном отделе, а твой отец
посидит за решёткой. Думаю, признательных показаний от него
добьются быстро.
Внутри всё заледенело от его слов, грудную клетку разрывало от
сбившегося дыхания, лёгкие, казалось, раздулись, как кузнечные
меха, и отказывались схлопываться обратно, чтобы выпустить
остывающий воздух, впивающийся ледяным иголками.
– Послушай, отцу шестьдесят пять лет, у него больное сердце. Ему
нельзя в тюрьму. Папа не вынесет. Умрёт там.
Я сползла со стула, плюхнулась на колени и поползла к Немцову,
представшему вершителем судеб. Было плевать на унизительность
своего положения и состояния. Единственное, что в данный момент
представлялось ценным и важным, так только жизнь отца, заменившего
мне умершую при родах маму.
– Забери дом, бабушкину квартиру, украшения, деньги со счёта, но
не отправляй папу в камеру, – добралась на коленях до него и
вцепилась в руку, тянущуюся к ручке, чтобы выпроводить меня из
кабинета.
– Ваши копейки не покроют и десятой части сворованного, –
отмахнулся, делая шаг в сторону и стряхивая с рукава пиджака
невидимую грязь. – Не в моих принципах заниматься
благотворительностью.
