— Ну ты и дура, Долли, — трясёт передо мной документами Машуня,
сбивая ногами табуретку и распугивая грохотом усатую живность.
На самом деле меня зовут Настя, а овцой Долли награждает подруга
за особо глупые и тупые косяки. Наверное, я слишком слабая,
бесхарактерная, малахольная и полностью заслуживаю своё прозвище.
Не в состояние отстоять свои интересы и сказать «нет», из-за чего
на мне ездят все, кому не лень.
Овца, потому что отдала свою долю в большой, родительской
квартире второй жене отца, обменяв её на тридцатиметровый клоповник
в не самом лучшем районе.
Овца, потому что не смогла набрать всего один бал, чтобы
поступить по бюджету на лингвистическое направление и поддалась на
уговоры всё той же мачехи, пойдя на исторический.
Овца, потому что из двух претендентов на мои сердце и руку
выбрала ушлёпка Семёна, испортившего мне жизнь и приведшего в ту
точку бытия, где по потолку пятиметровой кухни соревнуются в
спринте здоровенные тараканы, а за стеной единственной комнаты
сходится в матерном рэп-баттлинге местная алкашня.
— Ну почему ты подписала отказ от притязаний и всё оставила
этому ублюдку Сёме? — негодует Маша, умудряясь наворачивать круги
на квадрате восемьдесят-на-девяносто сантиметров. — Вы же ипотеку
выплачивали вместе, причём твои подработки на репетиторстве
составляли основную часть взносов. И машина…
Да, теперь можно остановиться и, наконец, выспаться, если,
конечно, соседи выдохнутся и воспроизведут тишину. Последние три
года я впахивала за двоих. Днём вела уроки в элитной школе, вечером
преподавала иностранные языки, ночью писала для бездарей и лодырей
курсовые и дипломные, лишь бы муж не перенапрягался на двух работах
— ведь у него больная спина и тонкая творческая натура.
В результате, мы досрочно выплатили кредит за двухкомнатную
квартиру улучшенной планировки, который Семён оформил на себя за
месяц до свадьбы, обставили семейное гнёздышко и купили машину,
которая тоже осталась супругу.
— У тебя же всё равно нет прав, — обосновал своё решение
Караваев, подсовывая мне ручку и отказную на подпись. — Да и на
общественном транспорте тебе быстрее добираться до работы. А я
постоянно езжу на объекты. Мне без колёс никак.
Теперь Сёма возит на автомобиле любовницу, открыто занявшую моё
место, и не скрываясь кувыркает её в нашей спальне, куда я с такой
любовью покупала текстиль и выбирала кровать.
— Маш, я в таком состояние была и есть, что мне проще
отказаться, чем связываться с этим дерьмом, — тяжело вдыхаю и с
шумом выпускаю струю воздуха, показывая всем видом, насколько мне
плохо. — Я ведь любила его.
Наверное, последний день моего рождения был самым худшим днём из
всей истории никчёмного бытия. Бросить группу продлённого дня,
отменить онлайн-уроки, забежать в магазин за продуктами, вином и
свечами, прийти домой пораньше, чтобы приготовить праздничный ужин,
и споткнуться в собственной прихожей о ботинки мужа и чужие
босоножки на блятск… на неимоверной платформе.
Почему-то в тот момент я подумала лишь о том, как собственница
этого безобразия не сломала ноги. Сами ноги, кстати, обнаружились
на плечах моего любимого супруга, пока тот размашистыми толчками
вдалбливался в представительницу животного мира. Почему животного?
Так рычать, скулить, стонать и повизгивать могут только братья наши
меньшие, имеющие на месте носа рыло или пятак.
Правда, тогда, стоя в проёме спальни, я меньше всего цеплялась
за ассоциации. Меня сковало такой нестерпимой болью, что перед
глазами тускнел мир и лопались разноцветные пузыри в такт фрикций
Семёна. Завести любовницу, привести в нашу квартиру, разложить и
трахать на нашей кровати. Да ещё в мой день рождения, когда муж
должен дарить жене цветы и подарок.
