Взрыв из прошлого
– Вы в своём уме?
Смотрю на сидящего передо мной человека. Если бы не его удостоверение летел бы он из моего офиса на все четыре стороны.
– Вполне, Всеволод Петрович, в своём.
– Дайте документы.
Даже руку не протягиваю, жду, пока молодой полицейский дрожащими пальцами передаст мне бумаги.
Коротко просматриваю. Тут копии. Короткая записка, к кому обратиться в случае… в случае проблем. Свидетельство о рождении, куда я вписан отцом. Выписка с диагнозом, которую отбрасываю в сторону. Это сейчас к делу не относится.
Взгляд тормозит на имени. Арина Васильева.
Это шутка, что ли, такая?
Внезапно образовавшийся ком в горле становится неожиданностью.
– Где она? – бросаю сухо.
– В первой городской.
– А… ребёнок?
– Там же. В детском отделении.
Если верить бумагам, у меня дочь. Пятимесячная дочь. С красивым именем Ульяна. Именем моей матери, к слову. Если это развод такой, то Арине не поздоровится. Хотя, если прислушаться к этому сопляку и справкам из больницы, ей уже не очень. Авария. Серьёзные последствия. Кома.
Арина оказалась хорошо продуманной аферисткой, не то чтобы я питал иллюзии насчёт этой девушки, свалившейся на меня, как снег на голову и вскружившей эту самую голову, но… Чёрт, до сих пор у меня на неё ёкало…
Рука невольно тянется к галстуку, чтобы ослабить узел.
Раздаётся лёгкий стук в дверь, и в кабинет заглядывает моя помощница.
– Всеволод Петрович, инвесторы пришли.
Какие к чёрту инвесторы? Голова забита другим. Нет, определённо я не могу сейчас думать о делах.
– Георгию набери. Пусть встретит. И Романа Витальевича подтяни, пусть кого-то из финансов возьмут. Сегодня без меня. Мне срочно надо отъехать… по личному вопросу.
Последнее говорю на случай, если Гера или Рома поинтересуются, что за Апокалипсис случился у их генерального. Пропускать важные встречи совсем не в моём стиле.
Оля вопросов никогда не задавала. Вот и сейчас: кивает без лишних эмоций и закрывает дверь. Слышу, как цокают её каблуки, когда она удаляется от кабинета. В голове такая пустота, что привычные звуки кажутся оглушающе громкими.
– И вы идите, – приказываю парню, но тот настырен до скрежета в зубах.
В принципе, не такое уж плохое качество. Главное, чтоб с годами пыл не растерялся. Я знаю, как служба высасывает все силы и энтузиазм. Пример брата слишком ярко стоит перед глазами.
– Так вы, значит, приедете?
Я поднимаюсь из-за стола, и парнишка сглатывает, но плечи расправляет, ожидая ответа.
– Это к делу не относится. Вы меня оповестили. Теперь свободны.
Он решает не спорить, что-то там бормочет и пытается забрать документы, которые принёс с собой.
– Оставьте. Всего доброго, – прерываю его жалкие попытки.
И, наконец, остаюсь один. Сую руки в карманы брюк и шагаю к панорамному окну. Здесь на пятидесятом этаже «Империи» прекрасный вид на город. Особенно вечером. Мне нравится смотреть, как потоки трафика тянутся от центра к периферии. Чувствуешь себя чёртовым богом-громовержцем, наблюдающим за муравьиным копошением людей у себя под ногами.
А сама «Империя» – огромный улей. Муравейником её как-то язык назвать не поворачивается. Только после одиннадцати вечера тут окончательно гаснет свет. Я привык работать допоздна. Особенно последний год. И те, кто в моей команде, знают, за что получают деньги. За результат.
Нажимаю кнопку на интеркоме, чтобы вызвать Олю.
– Машину через десять минут к главному входу.
– Принято. Что-то ещё?
Я колеблюсь, но отрицательно мотаю головой.
– Нет.
Результат. Возможно, сейчас я встречусь с результатом неосторожной и необдуманной связи, произошедшей почти полтора года назад. А что мне делать с ним… как поступить… решу потом.
***
В первой городской суета. Ещё бы разгар дня. Я ненавидел больницы. Особенно последние два года до смерти отца. Это бесконечная череда реабилитаций, ожидание чуда, понимание, что чуда не будет. Мы увезли его в клинику в Израиль, где ему продлили жизнь ещё на три месяца. Каждый день был, как последний. Я тогда забил на бизнес, забил на всё, жить не хотелось. Особенно горько было смотреть на некогда сильного человека, потерявшего половину себя и превратившегося в немощь. Если со мной когда-нибудь случится нечто подобное – пристрелите меня сразу. Может, и отец этого хотел. Но мы делали всё возможное, чтобы выиграть время, и чуть-чуть нам это удалось.
