Где-то ребёнок звал маму. Очень настойчиво и жалостливо.
За годы работы в отделении хирургии многие обрастают невидимой бронёй, а кто-то даже цинизмом. Так легче прикрыть своё сердце, избавить себя от переживай, убивающих нервы и забирающих годы жизни. Как говорится, у каждого врача есть своё маленькое кладбище.
Но дети… На них невозможно не реагировать.
Вот и я, замираю посреди коридора возле поста и оглядываюсь.
- Малыш, ты где?
Девочек нет на месте, убежали по палатам. Сегодняшней ночью жара. На кольце огромная авария с туристическим автобусом, и у нас много пациентов разной степени тяжести. Скорые везли в ближайшую, и мы оказались ближе всего. Я даже домой не успел уйти со смены. Подхватил дежурство в отделении, а через час, когда освободится одна из операционных, сменю коллег и там.
- Я не малыш. Я малышка, - всхлипывает детский голосок.
Я захожу за пост и вижу девочку лет шести, сидящую на корточках и сжавшуюся в комочек.
- Ты чего тут делаешь? Кто тебя сюда пустил?
- Не выгоняйте, я… я сама. Мама там где-то.
Крупные слёзы катятся по её щекам. Яркие голубые глаза смотрят доверчиво.
- Вы вылечите мою маму, дядя доктор?
- Я тут не один работаю. Нас много. Кто-то, наверняка, уже твоей мамой занимается.
- А вы? А вы можете?
- Ты как сюда попала? – возвращаюсь к изначальному вопросу и протягиваю ей ладонь, чтобы она выбиралась из своего укрытия.
Неохотно она вкладывает свою маленькую ладошку в свою. Мне хочется обнять девчонку, погладить по светлым волосам, выбившимся из хвостика, успокоить, но боюсь напугать. Поэтому делаю то, что всегда проворачиваю со своими пациентами, забалтываю и отвлекаю от дурных мыслей.
- Я сама пробралась. Меня не пускали. Сказали сидеть в другом месте с какой-то тётей. Она ушла, а мне стало страшно, - голос её понижается, а сама девочка вздрагивает. – Я пошла искать маму. Но тут так много дверей. Я… я заблудилась. Мама… - всхлипывает она, кажется, намереваясь разразиться новой порцией слёз.
Она выглядит испуганной, наверное, впервые осталась одна так долго без мамы или взрослых. И не понимает, что делать дальше. Да, это вам не в торговом центре потеряться. Больница – это серьёзно. Само место у некоторых может вызвать депрессию. Хотя я предпочитаю говорить о надежде. Тут спасают жизни. И каждый из нас борется за пациента до конца!
- Пожалуйста, спасите мою маму, - её голос дрожит, и в нём слышится искреннее отчаяние.
Я чувствую, как моё сердце сжимается от её слов. Она такая маленькая, всего шесть лет, но в её глазах читается такая глубокая тревога, что я понимаю: ей действительно страшно.
Я слегка наклоняюсь, чтобы быть на одном уровне с ней, и, стараясь излучать спокойствие, смотрю в глаза.
- Так спокойно, - говорю мягко, чтобы она почувствовала себя в безопасности. - Я здесь, чтобы помочь. Расскажи мне, что случилось. Как маму зовут?
- Мама Алёна.
Я на секунду замираю. Наверное, никогда я не смогу нормально реагировать на это имя. В мире много Алён. И мне когда-то то ли посчастливилось, то ли не посчастливилось столкнуться с одной. Счастье было коротким, а горечь расставания преследовала до сих пор.
- Хорошо, а что случилось?
- Мы ехали, а потом бум… Я ничего не помню.
- У тебя есть родственники? Папа? Бабушка?
- Нет, - мотает головой. – Только мама. Бабушка и дедушка далеко.
- Насколько далеко. Мы можем им позвонить?
Для детей далеко – это может быть другой город, а могут быть – небеса. Родители по разному всем объясняют эти моменты.
- Можем, но я не знаю телефона. Мама знает. – Её лицо снова морщится. – Где моя мама?
- Пошли, будем разбираться. Как тебя зовут?
- Натали.
- Наташа?
- Да, но мама меня зовёт Натали.
Меня снова пронзают странные чувства. Та Алёна из прошлого любила испанский. И знаменитую песню про Натали. Сказала, что начала учить язык по песням, а потом уже поступила на филологический.
