– Эллина Родионовна, можно вас? Там такое дело, – говорит Денис, поправляя свою невозможную чёлку. Ну когда же он избавится от неё, в конце-то концов?! Вид у ординатора при этом застенчивый, словно увидел нечто особенное. Мне даже интересно становится: что могло так смутить будущего врача? Мы каждый день наблюдаем людей в самых разных обстоятельствах. Я за время работы насмотрелась так, что ничего, кажется, не способно меня поразить.
– Да, слушаю, – выхожу из палаты.
– Там поступил мальчик, у него… – и опять краснеет.
– Денис, – не выдерживаю, – ты случайно не перепутал специальность? Может, тебе следовало стать инженером, например? Или айтишником, сейчас, говорят, это очень востребованная профессия.
– Нет, я просто…
– Говори уже!
– Вы лучше сами, – вздыхает он и ведёт меня во вторую смотровую. На койке сидит мальчик лет шести. Позади него стоят встревоженные родители. У обоих напуганные лица.
Вхожу, здороваюсь. Ребёнка зовут Андрей, и он хнычет. Но не потому, что заболел, а хочет обратно в кинотеатр – оттуда его и привезли на такси, чтобы не дожидаться «Скорой».
– Ну, что тут у нас? – спрашиваю, усаживаясь напротив. Тут же понимаю. – Да, деликатная ситуация.
– Мы пошли в торговый центр посмотреть новый мультик, – объясняет мама. – И Андрюше очень захотелось в туалет.
– Я всегда говорю: сначала посмотри, а потом застёгивай, – недовольно бурчит папа.
– Я хочу мультик! – нервничает мальчик, ёрзая на месте.
Пока слушаю их троих, пытаюсь понять, как помочь пациенту. Он слишком торопился, застёгивая молнию на штанишках, и защемил кожицу на причинном месте.
– Боюсь, придётся отрезать, – говорю, надевая перчатки.
– Что?! – поражённо дуэтом спрашивают родители, вытаращив глаза.
Я поднимаю на них взгляд и, переводя с одного перепуганного лица на другое, стараясь не засмеяться, поясняю:
– Молнию, молнию придётся отрезать.
Мама с папой переглядываются, выдыхают.
– Я принесу набор, – говорит Денис.
– Хочу мультик! – вопит мальчик.
– Андрюша, я должна там обработать, – поясняю ему. – Немножечко пощиплет.
Стоит мне капнуть йодом, как мальчишка взвивается от боли:
– Ай!
– Держите его покрепче, – прошу родителей, и те хватают мальчика, чтобы тот не вырывался.
– Пинцет и ножницы, – говорю Денису. Тот подаёт.
– Отпустите меня! – кричит пациент.
– Прости, нельзя, – отвечаю ему.
– Не могу на это смотреть, – бледнеет папа и отворачивается. Ох уж эти мужчины! Но понять можно: видимо, проецирует проблему на себя, вот и нервничает ещё сильнее. Только мама остаётся более-менее спокойной и гладит сына по голове.
– Сейчас будет немножко больно, – говорю и принимаюсь за процедуру высвобождения.
– А-а-а-а! – орёт Андрюша во всю мощь своих шестилетних лёгких.
– Уже всё, готово, – говорю ему через несколько секунд.
– У него там всё будет в порядке? – волнительно спрашивает мама.
– Заживёт и будет, как новенький, – отвечаю ей. – Андрюша, всё позади. Ты храбрец.
Счастливая семья благодарит меня и уезжает. Вроде бы мелочь, ничего серьёзного, но я рада, что смогла помочь мальчику. Ведь всякое может случиться. Бывают ситуации гораздо хуже, и тут уже нужны не пинцет и ножницы, а бригада нейрохирургов и трансплантологов.
Выхожу из палаты, ко мне тут же подлетает Елена Севастьянова.
– Эллина Родионовна!
– Слушаю.
– Я тут кое-что почитала насчёт состояния того мальчика, Игнатия. Две статьи. О вспомогательном устройстве для левого желудочка. Специальный имплант поможет наладить её кровообращение до того, как найдётся донорское сердце.
– Не получится, – отвечаю ей.
– Прочему?
– У нас в клинике их ещё не применяют.
– Клиническое испытание в больнице номер три уже проводили, там внедряют эту методику.
