Дорога к храму

Рисунки: Надежда Безбородова

© Иерей Александр, Стерхов Александр Рыбаков, 2024

Он давно уже забыл свою трезвую жизнь, бросил работу, перестал заботиться о семье, о доме. Его время измерялось не рассветами и закатами, а стопками и стаканами зелья, которое не давало проясняться его разуму, только и занятому размышлениями о том, где-бы его, это зелье, можно было раздобыть. Очнувшись ночью после очередного запоя, он, оступаясь и падая в грязь, спешил туда, где можно было облегчить свои похмельные страдания глотком напитка, ставшим смыслом его жизни. И не важно, что это было: брага или средство для мытья стёкол, важно было быстрей погасить огонь, бушевавший внутри его утробы. Частенько за доставленное беспокойство его били, даже ломали рёбра, но ничто не могло его унять. Он унижался, пресмыкался перед всеми, потерял человеческое лицо, забыв такие понятия, как стыд и совесть. Его не интересовало: во что одет, где будет спать и что есть, он просто жил при людях как собака, которую из сострадания кормили. Он высох, ходил вечно в рванье, которое едва прикрывало грязное, худое тело. Одежду пропивал, иногда приходил домой вообще без штанов, загнав их знакомому барыге за стакан бормотухи.

Однажды после очередного запоя захотелось ему попариться в баньке. Забравшись на верхний полок, он хлестал себя веником по бокам, ухая от удовольствия. Нахлобучив шапку по самые брови, чтоб не жгло уши, поддав на каменку очередной ковш воды, он вдруг почувствовал какое-то движение внизу у печки. Лениво покосился: «чтобы это могло там быть?» и чуть не лишился чувств. Вытаращенными от ужаса глазами он смотрел как что-то лохматое, кряхтя, карабкалось к нему на полок. Дух перехватило, сердце почти остановилось от страха, он пробовал кричать, но получался только невнятный хрип…

Ростом он был чуть больше собаки, на задних лапах копыта, сзади – длинный хвост, чёрная шерсть свисала по бокам. Не обращая на Федота внимания, чудище взгромоздилось на другом конце полка и начало чесаться.

– Ну-ка почеши, не достаю, – палец с длинным кривым когтем ткнул ему куда-то между лопаток. Федот машинально протянул руку к подставленной спине, с ужасом ощутив твёрдую шкуру, покрытую жёсткой шерстью, стал чесать. В бане разразился сильный запах серы. «Чем это от него так прёт?» – пронеслось у него в голове, и не сознавая что делает, опрокинул на лохматого таз с горячей водой. Тот, увернувшись, выскочил из бани. Федот, прихватив по пути полено, кинулся за ним. Лохматый, увёртываясь от ударов, бежал по улице, похохатывая:

– Ты что ко мне пристал, я же просил только спину почесать, а ты меня – поленом!

Валентина жена с ужасом смотрела на мужа, который голым бегал по двору с поленом и орал кому-то: «Убью, собака!»

Выскочив со двора, Федот понёсся по улице, потом через соседние огороды вернулся в свой двор. Заскочив за чудищем в баню, он его потерял – лохматый исчез. «Угорел что ли?» – подумалось ему. Мимо, словно в облачке пара, проплыла физиономия, похожая на свиное рыло… «Допил до чёртиков!» – пронеслось в угасающем сознании, и он без чувств свалился на пол.

Три недели после этого он ходил сам не свой: не пил, ходил понурый, на все вопросы отмахивался рукой, уходил в дальний угол двора за сараи, дымил папиросой и часами сидел, обхватив голову руками, думая о чём-то тревожившем и не дававшем ему покоя. Валентина вся извелась, глядя на него, не понимая причин его понурого состояния: «вроде бы и не пьёт», а радости от этого не было. Задумавшись, она просмотрела Ваньку, который пригнувшись, задами, крался за сараем.

– Ты где пропадал? – спросил, протягивая грязную, с жёлтыми, прокуренными пальцами руку, Федоту.